— Ты такое чудо, милый. Ты так хорошо говоришь о ребенке, хотя сейчас такая жизнь, что дети никому не нужны.
— Нам нужны, — сказал я. — У нас будет много детей, правда?
Маша не ответила, снова положив голову на мое плечо.
В этом положении она и заснула, боясь отстраниться даже на мгновение. Когда у меня затекала рука и я пытался сменить позу, она вздрагивала и тут же обнимала еще крепче. Маша словно обретала силу от прикосновения ко мне.
Я смотрел на Евгения Ивановича, все еще державшего альбом с фотографиями жены, и видел перед собой Машу. Она уже была в Москве, а я оставался в Бурятии. Билет на Москву был оформлен только на послезавтра.
Евгений Иванович отнес альбом, потом мы долго говорили с ним о музее, о декабристах, о его жене, тоже бывшей учительнице местной школы. На следующий день мы вместе съездили в Кяхту, побродили по городу, бывшему в прошлом веке воротами России в Азию. Мы стали друзьями. Когда я уезжал, он проводил меня на автобус и обнял на прощанье.
В самолете, в кармане переднего сидения, я увидел газету, оставленную кем-то из пассажиров, прилетевших из Москвы. Это была та самая газета, которая послала меня в командировку. Я достал ее и аккуратно развернул. На первой полосе сразу же бросилось в глаза сообщение, набранное крупным шрифтом. В нем говорилось о собрании акционеров издательства, состоявшемся позавчера. Собрание решило продать контрольный пакет акций предпринимателю Б.А. Козляковскому, живущему за границей. Теперь газетой распоряжался только он. Рядом с этим сообщением была напечатана фотография изрешеченной пулями машины, около которой лежало несколько трупов. Над фотографией жирная надпись: «Русские продолжают убивать чеченцев». Я перевернул газету, чтобы прочитать состав редакционной коллегии. Фамилии ответственного секретаря Д.Ф. Матвеева, подписывавшего мне командировку, в списке не значилось. Я понял, что мой очерк об интеллигенте, живущем в далеком Забайкалье, никому не нужен. В душе появилось такое чувство, словно от России оторвали еще один кусок территории.
Стюардесса подкатила к моему креслу столик с прохладительными напитками. Я попросил пива и спросил, какая погода сейчас в Москве.
— Холодно и дождливо, — сказала стюардесса, протягивая бутылку. — Когда вылетали в Улан-Удэ, было восемь градусов.
Я выглянул в иллюминатор. Далеко внизу виднелся освещенный солнцем Байкал. Узкая полоска берега походила на тонкую нитку. Деревню Сосновку, в которой остались Машины старики, не было видно. Может быть они сейчас стояли на крыльце и провожали взглядом мой самолет. Деревенские жители часто смотрят в небо, услышав гул реактивных двигателей. Я снова взял в руки газету. В сообщении об убитых чеченцах говорилось, что русская банда расстреляла чеченских авторитетов, контролировавших часть московских бензоколонок. По версии следствия банда состояла из бывших российских солдат, воевавших в Чечне. Преступление не преследовало передела сферы влияния. Бывшие солдаты мстили за своих товарищей. Операция была хорошо спланирована и раскрыть ее организаторов будет чрезвычайно трудно.
