У него под подушкой пестик.
Мы прошли в дом. Константин Макарович сидел за столом в новой клетчатой рубахе, его волосы были расчесаны на аккуратный пробор. На столе стояла бутылка водки, соленая черемша, малосольный омуль, дымящаяся паром свежая картошка. Рядом с тарелками — четыре граненых стопки.
— Садись, Иван, к столу, — сказал Константин Макарович, показывая на табуретку напротив себя. — Гостем будешь.
Он впервые назвал меня по имени. Я сел на табуретку, Маша села рядом со мной. В комнату вошла Нина Ивановна, поставила на стол блюдце с куском желтоватого сливочного масла и тоже села к столу. Константин Макарович открыл бутылку, налил всем по стопке.
— Гостя нужно встречать добросердечно. Особенно такого. — Он посмотрел на меня, сузив глаза. — Не думал, паря, что ты здесь объявишься.
Он поднял свою стопку, протянул руку, чтобы чокнуться со мной. Мы выпили. Женщины лишь пригубили водку и поставили свои стопки на стол. Я взял стебель черемши, разжевал его. До этого мне приходилось есть только свежую. Соленая черемша тоже оказалась вкусной.
— Ты омулька попробуй, — предложил Константин Макарович. — Бабка сама солила. Она это умеет.
Маша положила мне на тарелку кусок омуля. Нина Ивановна проследила за ее движениями, спросила, посмотрев на меня:
— Венчаться-то когда собираетесь?
Маша, опустив голову, сказала:
— Чего вы пристаете к человеку? Он навестить меня приехал, а вы набросились на него, словно с вилами.
Я взял ее ладонь, поднес к губам и демонстративно поцеловал:
— Когда она скажет, тогда и повенчаемся.
— Вы сначала в ЗАГС сходите, — сказал Константин Макарович. — Казенная печать надежнее церковного пения.
— Ну что вы начали? — засмущавшись, не выдержала Маша. — Я сейчас встану и уйду.
— Сиди, — сурово приказал дед. — Окромя нас за тебя заступиться некому. — И тут же обратился ко мне: — Квартира-то у тебя есть?
— Есть, — сказал я.
— В Москве? — дед снова посмотрел на меня, сузив глаза. Он словно прицеливался в меня взглядом.
— Нет, в Барнауле, — сказал я.
— Это хорошо, — удовлетворенно заметил дед. — Я ей давно говорил: в Москве одно распутство. Из нее надо уезжать. Как посмотришь, что из Москвы показывают по телевизору, плюнуть хочется.
— Денег-то за книги много платят? — не обращая внимания на деда, спросила Нина Ивановна. Я понял, что Маша уже рассказала старикам, чем я занимаюсь.
— Когда как, — сказал я. — Иногда хорошо, иногда не очень.
— Она-ить у нас сирота, — заметила Нина Ивановна. — Отца с матерью Байкал прибрал.
