В Тенях и Темноте | страница 12



Он расположился так, что мог видеть отражение двери в транспаристиловом стекле и наблюдать за тем, как она входит. На самом деле, ему стоило лишь обратиться к Силе, чтобы, не поворачиваясь, узнать ее настроение и намерения, однако по большей части он не использовал этот метод на тех, кто сам обладал одаренностью в Силе и мог бы понять, что его читали — подняв в ответ свои ментальные щиты. Связь Мары с Силой была весьма ограничена, но одним из тех немногих умений, которым ее научил Император, была именно защита мыслей. И хотя у Мара подозревала, что Люк может прорваться через ее щиты, он редко делал это — в основном из учтивости, благодаря их дружеским отношениям, как бы ни хотелось ей верить в то, что он просто не способен на это.

Так же, как и Риис, Мара постоянно находилась рядом со Скайуокером в должности кого-то среднего между помощником и телохранителем, и они быстро установили между собой некоторый негласный порядок и научились работать в установленных рамках, не будучи при этом настолько бестактными, чтобы напоминать о них друг другу.

Первые полтора года новой жизни были для Скайуокера мучением — он постоянно был подавлен и ко всему безразличен. Он неделями, а иногда и месяцами, скрывался в трех комнатах в глубине своих апартаментов, а когда Палпатин звал его ко двору, несся по дворцу словно раненый в голову ворнскр, бросаясь на любого, кто подходил близко. Император постоянно его изводил и отчитывал, провоцировал и наказывал, пока один из них не сдавался, и игра не начиналась заново.

Назначение Скайуокера на военную службу стало событием, которое помогло ему наконец успокоиться и примириться с новой жизнью, или, скорее, как подозревала Мара, этому помогла сопутствующая его полномочиям свобода — в должности главнокомандующего Центральным Флотом Скайуокер получил право относительно свободного перемещения подальше от Корусканта; Император наложил строгий запрет лишь на выход из Центральных и Колониальных систем. Хотя, по мнению Мары, этот запрет был бессмысленным: во-первых, очень маловероятно что Люк мог как-то пострадать, находясь в составе флота, во-вторых, любое ограничение, наложенное на него вне стен дворца, было только формальностью, ибо Скайуокер давно уже доказал, что если он захочет уйти, ничто не сможет остановить его.

По правде говоря, она полагала, что этот запрет был очередным раундом непрестанной игры Императора со своим джедаем, однако теперь это не был такой неравный поединок, как раньше. Ставки существенно возросли с тех пор, как Люк изучил и искусство игры, и своего противника, делая каждую следующую победу Императора более трудной, чем предыдущую. И все же Палпатин всегда наслаждался этим. Он, то возвышал своего необузданного джедая, купая в дарах, власти и почестях, то вдруг приходил в ярость, наказывая за малейшие проступки, со всей чрезмерной жестокостью своей неустойчивой натуры.