Рудин перечитал радиограмму несколько раз и немедленно ее уничтожил.
Вернувшись в «Сатурн», Рудин сразу же явился к Мюллеру.
— Я отсутствовал сорок пять минут, — доложил он.
— Где носки? — насмешливо спросил Мюллер.
— Будут послезавтра, — Рудин улыбнулся. — Сегодня был аспирин, пирамидон и кружевные изделия. Между прочим, я заказал спекулянту две пары носков — одну для вас, господин подполковник. Когда вы их наденете, вы совсем иначе будете относиться к русскому морозу и к моему стремлению приобрести носки.
Мюллер впервые посмотрел на Рудина с чисто человеческим любопытством и сказал:
— Хорошо, спасибо, посмотрим, — и прибавил привычно сухо: — Где сводка о партизанах?
Но раньше, чем пойти за сводкой в машинное бюро, Рудин заглянул к Андросову. В сумрачном кабинете Андросов сидел за столом и читал. Увидев входящего Рудина, он вздрогнул и торопливо отодвинул от себя бумагу. Но Рудин успел заметить, что перед ним лежал совершенно чистый лист.
— Что с вами? — тихо спросил Рудин, садясь к столу.
— Абсолютно ничего, — ответил Андросов, смотря в сторону.
— Не надо так, — укоризненно сказал Рудин, — Давайте раз и навсегда договоримся: между нами нет ничего, что мы прячем друг от друга.
— Вы должны понимать мое состояние, — помолчав, сказал Андросов.
— Нет, я не хочу ничего понимать и обязан сказать вам следующее: мне передали, что мое начальство верит в искренность вашего решения и радо за вас. Подчеркивают, что все остальное в вашей судьбе зависит только от вас.
Андросов вопросительно смотрел в глаза Рудину, и он продолжал:
— Еще раз — между нами во всем должна быть правда, только правда.
— Меня мучает наше бездействие.
— Меня не меньше, — сказал Рудин. — Но начальство прекрасно понимает наши трудности и предлагает нам не торопиться.
— Вы — дело другое, — сказал Андросов. — А мне не торопиться нельзя. Я должен сделать слишком много, чтобы иметь право смотреть в глаза своим людям.
— Одно немалое дело вы уже сделали — я здесь. И наконец, многого стоит ваша готовность помочь нам.
Они долго молчали. Вдруг Андросов выпрямился в кресле.
— Правда так правда. Скажу вам, о чем я думал, когда вы вошли. О самоубийстве. Ведь фактически я его уже совершил, когда пошел на службу к врагам. А теперь… теперь я точно повис в воздухе между жизнью и смертью. Но вы не думайте, я предполагал сделать это не без пользы для дела. Раньше, чем пустить себе пулю в лоб, я бы пристрелил Зомбаха и Мюллера.
Рудин встал и, с трудом подавляя злость, сказал:
