— Михайловский?
— Да.
— Вставайте! Я из гестапо.
Михайловский вскочил с постели и, торопясь, начал натягивать штаны.
— Сей момент… сей момент… — бормотал он.
— Садитесь сюда. Так. — Кравцов вынул из кармана лист бумаги с выписками из доноса и, не давая старику опомниться, строго сказал: — Вы написали нам заявление? Почему без подписи?
— Да, так уж… подумал… а вдруг… — ответил, заикаясь, Михайловский.
— Убедились, что от нас скрыться нельзя?
— Ну как же, как же! Я же и уповаю на ваше могущество.
— Уповаете, значит? Уповаете, а сами вставляете нам палки в колеса? — повысил голос Кравцов.
— Боже меня упаси! Да что вы! Да как же!
— А так. Мы с утра до утра ловим врагов настоящих, опасных, а вы решили отвлечь наши силы на старуху из детского сада, на полоумного садовника и на прочую мелкую шваль. Думаете, нам непонятно, зачем вы это делаете?
Блеклые глаза Михайловского налились ужасом, голова как повернулась налево, так и застыла, точно столбняк его хватил.
— Я этого не хотел, видит Всевышний, не хотел, — пролепетал он.
— Хотел или не хотел — это на вашей темной душе, а факт налицо — попытка повредить работе гестапо. И за это придется отвечать, мы шутить не любим!
Михайловского одолела икота.
— Извиняюсь… премного извиняюсь… Это от нервов, — прошептал старик, схватившись руками за стол.
— Вот ручка и бумага, — Кравцов еле сдерживал смех. — Пишите, я продиктую…
— Боже мой, боже мой! — лопотал Михайловский, пытаясь взять ручку непослушными пальцами. — Слушаю-с.
— Пишите: «Я, Михайловский, сознаюсь, что послал в гестапо заявление без подписи, желая помешать работе немецкой администрации…»
Михайловский соскользнул со стула и встал на колени.
— Христом богом клянусь! Не думал! Пожалейте старого человека! Лишил бог разума на старости! К стопам вашим припадаю! — выкрикивал он, задыхаясь.
Кравцов выдержал паузу и сказал:
— Ладно. Хватит. Пишите так… — он подождал, пока старик снова уселся за стол. — Значит, сознаюсь и так далее, а потом напишите так: «Письмо послал, не подумав о том, что сообщал о всяких мелких людях, не представляющих опасности новому порядку, как не думал и о том, что я мог направить гестапо по ложному пути и отвлечь от настоящих врагов Германии. За это приношу свои глубокие искренние извинения и прошу не привлекать к ответственности, учитывая мой преклонный возраст». Подпись и чтоб разборчиво, — приказал Кравцов.
Михайловский расписался. Кравцов взял бумажку, аккуратно свернул ее и положил в карман.
