Я ухватился за нее трясущимися руками и никакая сила не могла бы вырвать у меня этот куст. Антон был бледный, глаза его горели, по щеке текли ручейки пота. Очевидно, таким же бледным был и я.
— Ну что, перетрухал? — спросил он, обнажив в нервной улыбке крупные, крепкие зубы. — Охота, брат, пуще неволи.
Увидев его улыбку, я понял, что самое страшное позади. Смахнув с лица пот рукавом телогрейки, Антон снова наклонился к мотору, дернул за стартер, и наш «Ветерок» взбрыкнул, как необъезженный жеребец. Куст вырвался у меня из рук и мы полетели навстречу течению, подальше от страшного водоворота. Слева по борту метрах в двадцати от нас проплывали льдины. Невзрачные, грязно-серые сверху, они были красивыми, прозрачно-голубыми на изломе. Я видел это, когда они переворачивались, натыкаясь на ледяное поле. Какая же громадная дикая сила заключалась в этой воде и в этих льдах!
Я уселся на носу лодки и стал показывать Антону, в какую сторону отворачивать, когда перед нами неожиданно появлялась одинокая льдина. У берега, вдоль которого мы шли, они были редкими, и лодка бежала на полных оборотах мотора. В протоке особенно сильно ощущалась могучая прибыль воды. Во многих местах из нее торчали только непрерывно кивающие верхушки кустов. Вода залила все низины, превратила ручьи в речки, затопила озера, разлившиеся теперь на многие сотни метров. Через день-два вся пойма будет затоплена.
До другого рукава Оби, куда стремился Антон, было километра четыре. Мы еще не дошли до него, как почувствовали, что на реке произошли изменения. Лед на протоке делался все плотнее и лавировать между льдинами становилось все труднее. А вскоре перед нами открылось потрясающее зрелище. Сначала мы услышали треск и шуршание, разносившееся далеко окрест. Потом увидели, что по рукаву Оби от берега до берега сплошной массой двинулся лед. Вместе с ним вода уносила клочки сена, следы саней и зверей, оставшиеся на снегу. Все это мощным потоком отправилось вниз по течению сначала к Оби, а затем к Ледовитому океану. Мы присутствовали при самом начале ледохода.
О том, чтобы плыть дальше, не могло быть и речи. Антон завернул в кусты, за которыми начинался узкий, длинный залив с редкими ветлами по берегам. И я сразу увидел уток. Они плавали в конце залива и, казалось, не обращали никакого внимания на людей. Но едва мы выбрались на открытое пространство, утки поднялись и, не разворачивась, скрылись за поворотом протоки. Антон остановил лодку у толстой, похожей на баобаб, ветлы.
