– Ничего, барышня. Нам не привыкать. Зато вы выполняете работу по своему прямому призванию, – она вырвала руку и пошла прочь. От волнения ее хромота казалась еще более явной. Она почти волочила ногу.
На душе у Людочке стало ужасно гадко. Она еще раз осознала все то, что с ней произошло.
«Мама родная, что я наделала? Как теперь дальше жить? Они же разоблачат меня. А Руфина чего доброго на каторгу сошлет. Или за это не шлют на каторгу? Господи, как стыдно. Я – падшая женщина Леночка презирает меня…»
Она стояла и шевелила губами, когда к ней подошел Краевский.
– Господи, Мила, как ты меня напугала. Я ждал тебя в экипаже. Вернулся в дом – там тебя нет. Я испугался. Не делай больше так. Если я сказал выходить на крыльцо, ты должна была именно там меня и ждать. Давай договоримся, что ты будешь меня всегда слушать и не отходить от меня ни на шаг.
– Я – падшая женщина, – тихо произнесла она.
– Что? Что, ты сказала? – он посмотрел ей в лицо. Она была бледна.
– Ты с кем-то говорила здесь?
– Нет…
– Я же вижу, что-то произошло. Признавайся, тебе кто-то что-то сказал? – он тряс ее за плечо.
– Нет, нет, – повторяла она бесстрастно.
Она шла, не глядя по сторонам. И остановилась только в конце аллеи. Он подошел к ней и взял ее за руку.
– Послушай меня, я не знаю, кто тебе, что ляпнул в мое отсутствие. Но я обязательно дознаюсь. И вырву сплетникам жало. Хочешь, я завтра же всех рассчитаю и найму новых слуг?
– Нет-нет… У Елены болен отец. Ей очень нужны деньги…
– Так это она с тобой говорила? – он нахмурил брови.
– Нет, – испуганно возразила она, вытаращив глаза, полные слез. – Мне никто ничего не говорил. Я сама…
– Все ты сама! Я оставил тебя с румяными щечками, сладкую и томную, а получил бледную и грустную. И ты еще будешь утверждать, что виновата во всем сама.
– Пойдемте, Анатолий Александрович, вы ведь хотели ехать завтракать, – делано улыбнулась она сквозь слезы.
– Пойдем. И чтобы более я не слышал твоих глупых сентенций.
Когда они сели в экипаж, она все еще всхлипывала, а он выговаривал ей недовольным тоном.
– Нашлась, падшая женщина! Придет время, я привезу тебя на экскурсию в бордель и покажу действительно падших женщин. Причем, разной степени падения. Так вот, дорогая, тебе до них еще падать и падать. И не смей так более говорить о себе! Ты для меня дорога во всех смыслах. Ты – моя женщина, и даже не женщина, а юная весталка. И таковой останешься навсегда. Твое лоно не исказят ни роды, ни худоба и истощение, ни лишняя полнота. Я буду тебя холить и лелеять, как никто и никогда… Я буду любить тебя как дочь, и как любовницу… Спроси любую, почти каждая мечтала бы о подобном «падении». Ты моя! Мила, ты слышишь меня?
