Но даже не это меня смущало больше всего, а то что я вообще стала об этом думать, воспринимать его не как лесного дикаря, а как мужчину. И конечно же услужливая память все чаще стала подкидывать мне картинки, каким он был, когда последний раз принудил меня к близости. Лицо заливала краска, стоило вспомнить, как сама я тогда испытала возбуждение. Как бы я ни гнала эти видения от себя, они возвращались, стоило мне только взглянуть на него. Теперь уже я старалась избегать его и тихо радовалась, когда оставалась в доме одна.
Если раньше я делала попытки разговорить его, которые, впрочем, всегда заканчивались одинаково – Андрей замыкался в себе и уходил из дома, то сейчас даже самый безобидный его вопрос мог сбить меня с толку. Каждый раз, когда он обращался ко мне, я ужасно смущалась, стараясь не подавать виду.
Ночи стали тяготить меня. Я подолгу не могла уснуть, прислушиваясь к его ровному дыханию. Просыпалась внезапно в страхе, что он ушел. Тогда потихоньку вставала, подкрадывалась к его ложу и смотрела на него спящего. Только потом возвращалась в постель. А еще мне опять начала сниться медведица. Каждый раз во сне она неизменно протягивала ко мне лапу. Просыпалась я на том моменте, когда она уже готова была коснуться меня. И какое-то время боролась с безотчетным страхом, который испытывала во сне.
В один из дней Андрей принес с охоты тушку молодого кролика. Я решила его зафаршировать сушеными грибами, которых в сарае хранилось видимо-невидимо. Разделала тушку и вскипятила воду, чтобы распарить грибы. И тут случилось непредвиденное. Снимая казан с кипятком с огня, я не удержала его и опрокинула. Часть воды попала мне на ногу. Боль накатила такая, что я едва сознание не потеряла от шока. Андрей, что в этот момент находился рядом, среагировал молниеносно – подхватил падающую меня на руки и отнес на кровать. Не говоря ни слова, он стянул с меня штаны и осмотрел ногу. Ожог был не очень большим, но болел страшно. Я едва сдерживала слезы.
Не мешкая, Андрей принес со двора снега и какое-то время прикладывал его к ноге, охлаждая обожженный участок. Боль постепенно притуплялась, правда ненадолго, пока снег лежал на ноге. Потом снова возвращалась, но уже не такая резкая.
Покончив с охлаждением, он повел себя так странно, что я даже забыла про боль. Склонившись к моей ноге, он принялся что-то нашептывать. Я приподнялась на ложе и смотрела на него во все глаза. Видела только затылок с гладкими черными, как вороново крыло, волосами и слышала приглушенные бормотания. Ни слова не понимала, но ни единого не пропускала.
