– Ты выдвигаешь против военного офицера очень серьезное обвинение. Почему ты не сказал об этом в суде? – спросил Тиберий.
– Я говорил. Но кто будет слушать простого солдата, к тому же не римлянина?
Довод германца показался Тиберию убедительным. Он вздохнул и задумался. Спустя несколько мгновений напряженного молчания император сказал:
– Ты сможешь еще раз подтвердить свои обвинения против военного магистра в суде?
– Смогу, – судорожно кивнул осужденный.
– Тогда ты и военный магистр Марк Луций повторно предстанете перед судом. И ты еще раз расскажешь суду о том, что видел.
Германец упал на колени:
– Спасибо, что не отнимаешь у меня последнюю надежду, справедливый трибун! Но кто мне поверит?! Я всего лишь иностранец, а Марк Луций – римлянин. Он занимает высокое положение, уважаемый и почтенный человек.
– Для римского закона не имеет значения, какое положение занимает обвиняемый в обществе. Перед законом все равны. Я все сказал. – Тиберий отвернулся и сделал охранникам знак увести осужденного.
Ирод Антипа видел: осужденный говорит правду. Это был простой солдат тяжелой кавалерии, готовый своими громадными кулаками сокрушить любой вражеский строй и который без лишних раздумий с легким сердцем шел в бой. Однако Ирод, так же как и Тиберий, не испытывал к нему никакой жалости. Жизнь людей ниже его по происхождению и рангу им не ценилась. Ирод поступал по отношению к своим подданным так же жестоко, как и Тиберий.
Тем не менее тетрарх ни за что не хотел бы оказаться на месте приговоренного к смерти клибанария. Поэтому его мозг продолжал лихорадочно искать причину устроенного перед ним спектакля.
Тем временем в зал ввели следующего осужденного.
Это был темнокожий раб, случайно или намеренно разбивший в саду своего господина бюст императора Августа. В зачитанном магистром обвинении прямо говорилось о нарушении Закона об оскорблении величия. «Растерзание дикими животными (damnationadbestias)» – таков был прозвучавший из уст магистра смертный приговор.
Разрешая приговаривать человека к смерти за столь мелкую провинность и привязывая ее к Закону об оскорблении величия, Тиберий создавал опасный судебный прецедент. Любой, даже самый незначительный эпизод при прямой заинтересованности чиновника в наказании обвиняемого мог быть истолкован в угоду магистру или наместнику.
Закончив с приговором, магистр оффиций не пожелал больше слушать вопли осужденного и, получив разрешение трибуна, сразу же приказал увести его в темницу. Когда за узником закрылись двери, в зале воцарилась напряженная, гнетущая тишина. Сурово нахмурившись, Тиберий задумчиво молчал, вглядываясь в сгустившуюся в углах зала темноту. Молчали, не смея пошевелиться, сенаторы. Молчал и Ирод.
