Он приехал домой ровно через год на летние каникулы. Как раз все дружные соседи собрались в Ромней, когда он вошел в гостиную. Тори безумно боялась этой встречи, умирала от страха обнаружить, что он мог наслаждаться жизнью вдали от неё, что мог забыть о её существовании, в то время как она не переставала ни секунды тосковать по нему. Ей было так плохо, ей было безумно больно и одиноко без него, вот только Тори не желала показывать ему, как ей жилось без него.
Тори боялась и тайно мечтала о встречи с ним. И вот однажды встреча состоялась, и глубоко потрясал её.
Теперь она была достаточно взрослой, чтобы контролировать свои чувства, но потерпела полное фиаско, едва увидела его.
Он ещё больше повзрослел, плечи его стали шире, руки сильнеё, черты лица ещё выразительнеё, подчеркивая силу его характера и затаившиеся глубокие чувства. Но вот глаза… Когда Себастьян обнаружил её присутствие в комнате, он так нежно и тепло посмотрел на Тори, что ей захотелось зарыдать и броситься в его объятия. Ещё немного и колдовство его изумрудных глаз могло заставить её умолять его больше никогда не уезжать из Нью-Ромней. И его ласковый голос, этот бархатный баритон! Тори даже не представляла, что так смертельно соскучилась по нему, пока не взглянула на него. И не услышала его родной голос. Ей казалось, что сердце медленно раскалывается на две части. Одна часть умирала без него, а вторая с отчаянной мольбой тянулась к нему. Боль в груди была просто невыносимой.
Она бы никогда не подумала, что он сам сможет причинить ей такую боль, но это было именно так. С тех пор как он уехал, Тори понимала и не раз, что ему рано или поздно пришлось бы уехать на учебу. Он не мог вечно сидеть возле неё. Вот только она не могла простить ему выбора, который навсегда лишит его всех радостей жизни, навсегда отнимет его у неё. Тори была слишком сильно обижена на него, поэтому повела себя с ним непривычно отчужденно и холодно. И когда он рассказывал о своей учебе, Тори безразлично махнула рукой:
- Жизнь священников такая скучная. Они настоящие зануды.
Хорошо, что семейство викария Хауэлла не было в Ромней. Однако остальные, наконец, поняли, что происходит нечто серьёзное. Но снова никто не решился вмешаться или начать задавать вопросы.
Тори было противно от того, что она причиняла боль Себастьяну, вела себя с ним грубо и невежливо, но ничего с собой поделать не могла. Когда она видела его, теперь, когда он бывал рядом с ней, в ней просыпался внутренний демон, который терзал уже не только её. Ей было больно вдвойне от того, что она поступала с ним так дурно и отвратительно. По ночам Тори горько плакала, сжимая в ладони подаренные им золотые часы, моля Бога о том, чтобы всё стало как прежде. Но, разумеётся, ничего не менялось.
