Пленница Белого замка | страница 38



Подводить отца нельзя. Раз мой долг — носить колючий, негнущийся наряд, я буду его носить. Только… скорее бы гости разъехались! Тогда можно будет снова бегать по всему Замку, прятаться в саду, купаться и ездить верхом на Звездочке. Звездочка! Сегодня же охота! Почему меня засветло не разбудили? Отец обещал, что я тоже поеду! Он всегда, всегда держит слово!

— А где охотничий наряд?

— Господин отменил охоту. И велел, чтобы вы сразу, как проснетесь, пришли к нему в кабинет.

Я холодею. До завтрака отец вызывает к себе, только если накануне мы сильно набедокурили. Но ведь вчера ни я, ни Кэм… Кэм! Он напроказил, а отвечать теперь мне!

Отец стоит у окна. И, кажется, не сразу меня замечает. А когда поворачивается, вижу красные глаза. Плакал? Мой несгибаемый, сильный Лорд? Гоню от себя страшную мысль. Слезы отца означают крушение мира. И я решаю, что это ветер бросил ему в лицо пригоршню пыли.

Присаживаюсь в реверансе и не могу промолчать:

— Отец, а… охота?

— Будет. Но не сегодня. Прости, пришлось отложить.

— Что-то случилось?

— Да, — он щелчком перебрасывает скрученный в трубочку пергамент с одного края стола на другой. — Случилось. Гард требует тебя в Замок.

— Если дяде Гарду угодно, я с удовольствием навещу его, — уважение к старику прививали нам с пеленок.

— Нет, дочь. Не в гости. Он хочет, чтобы ты стала Наследницей Замка-на-Скале.

Ноги подкосились от такого известия. Хороший подарочек в день рождения! Съездить к старику в гости — это одно, а поселиться в огромном Замке — совсем другое. Там даже слуги приходящие! Они ни за что не соглашаются остаться на ночь. Чуть темнеет — торопятся по домам. И село стоит далеко от стен. Иное дело — жилища наших людей. Тут они лепятся к замку, как ребенок к родителю.

— Я не хочу!

— Я тоже не горю желанием тебя отпускать. Но… — Отец подводит меня к гобелену, который закрывает почти всю стену. — Читай!

Мне не обязательно разглядывать вышитый герб, я знаю каждую линию, каждый завиток. И каждую букву.

— «Долг».

— Долг. Твой долг ехать в Замок и стать Наследницей. Мой же — отпустить без жалоб. А теперь иди к матушке, она хочет тебя видеть.

Отец садится за стол. Отныне я значу для него меньше, чем бумаги на зеленом сукне.

Матушка слез не стесняется. Подбегает, обнимает так, что дыхание сбивается. Но в кольце любимых рук очень уютно! И можно плакать и жаловаться, сколько угодно!

— Я не хочу в Замок!

— Знаю, милая, — матушка поправляет выбившуюся прядку волос и снова обнимает меня. — Мне тоже плохо даже от мысли, что ты будешь в том страшном месте. Одна, без нас…