– Да, ничего не значит, – подтвердила Жанна. – Это всего лишь игральные карты, мы просто в них играем. И карта очень красивая; Повешенный кажется счастливым. Наверное, он выглядит так потому, что его повесили вверх тормашками весной. Хочешь, я научу тебя играть в подкидного дурака? У нас в Шампани часто в это играют.
– Конечно, хочу, – согласилась я и протянула руку, чтобы взять у нее колоду, однако она не отдавала, продолжая смотреть на карту.
– Честное слово, это ничего не значит! – снова попыталась убедить я.
Улыбнувшись мне своей ясной честной улыбкой, она ответила:
– Мне достаточно хорошо известно, что это значит.
– Ну что, поиграем?
Выхватив колоду, я принялась тасовать карты, и вдруг одна из них перевернулась картинкой вверх прямо у меня в руках.
– Вот теперь выпала хорошая карта, – заметила Жанна. – «Колесо Фортуны».
– Да, это «Колесо Фортуны», – подтвердила я, подавая ей карту. – Оно может либо поднять человека невероятно высоко, либо сбросить в глубокую яму. А стало быть, следует равнодушно принимать и победы, и поражения, ибо все это следствия поворота колеса Фортуны.
– У меня на родине крестьяне используют особый знак, изображая это колесо, – усмехнулась Жанна. – Когда в их жизни случается что-то или очень хорошее, или очень плохое – ну там, кто-то богатое наследство получит или, допустим, дорогую корову потеряет, – они указательным пальцем рисуют в воздухе круг. – Жанна изобразила круг в воздухе и прибавила: – А потом еще кое-что говорят.
– Заклинание произносят? – спросила я.
– Не то чтобы заклинание… – коварно улыбнулась она.
– А что же?
Она захихикала.
– Они произносят только одно слово: merde[4].
Это было так неожиданно и так смешно, что я чуть не упала навзничь от смеха.
– Что? Что она сказала? – засуетилась молоденькая Элизабет.
– Да так, ничего особенного, – успокоила я, хотя Жанна все еще хохотала. – Просто на родине у Жанны люди справедливо считают, что все на свете рано или поздно превращается в прах и, поскольку с этим ничего не поделаешь, единственное, что остается человеку, – это научиться равнодушию.
Будущее Жанны буквально висело на волоске, впрочем, как и ее жизнь. И я все чаще вспоминала ту карту с «Повешенным». Все мои ближайшие родственники – мой отец граф Пьер де Сен-Поль, мой дядя Луи де Люксембург и второй мой дядя, более всех мною любимый, Жан де Люксембург – были союзниками англичан. Отец писал из нашего замка Сен-Поль своему брату Жану, приказывая ему как глава семьи незамедлительно выдать Жанну англичанам. Но моя двоюродная бабушка, демуазель де Люксембург, воспротивилась этому и настояла на том, чтобы мы обеспечили нашей гостье безопасность. Дядя Жан колебался.
