— Ну и охочая она у тебя до ласки, что дитя малое. — Любаша весело потрепала Гулену. — Каринушка, как вышивка продвигается? Скоро разделаешься со своей Мадонной?
— Да где там скоро! Нигде ниток не достать.
— Что б ты без меня делала? — Любаша с нескрываемым удовольствием достала из кармана пакетик.
— Держи. По великому блату достала. Импорт.
Карина развернула — и ее ладони расцвели от яркого мулине.
— Ой, Любаша, да ты же — золото! — Карина чмокнула ее в щечку.
— Обрадовалась? Так-то. Я еще вчера собиралась принести, да…
Она и дальше бы болтала без умолку о вчерашнем дне, если бы не зазвонил телефон.
— Алло.
— Добрый вечер. Это я, то есть — Савелий. Помните? — конфузливо пролепетал Варежкин, мерзнущий в телефонной будке.
— Здрав… ствуйте. — Карина медленно села в кресло.
— Вот, бродил по городу и решил позвонить. — Савелий секунду помялся и внезапно выпалил: — Я сейчас приеду.
— Буду очень рада вас видеть, но сегодня… — Карина краем глаза посмотрела на Любашу, которая уже сидела на диване и разминала сигарету. — Сегодня у меня дел полно. И вообще — поздно уже. Приходите завтра, хотя нет, — Карина вспомнила, что будет хоккей и Любаша непременно заглянет, — позвоните лучше к концу недели, и мы договоримся, как нам встретиться.
— Я… Я обязательно позвоню. Всего хорошего.
— До…
В трубке раздались короткие гудки. Карина молча сидела в кресле.
— Что-нибудь серьезное?
— Серьезное, говоришь… Да так… Ничего особенного… — Карина замолчала и точно в оцепенении стала смотреть туда, где над вазой с пожухлыми ветками висела фотография мальчика лет пяти.
Когда Карина пришла в себя, Любаши уже давно не было, а на полу возле кресла лежало импортное мулине.
«Савелий, — подумала Карина. — Да… Что ж я собиралась делать?» А что делал Савелий в этот поздний январский час?
Он возлежал на кушетке в своей неказистой каморке и предавался мечтам. И виделись ему летящие по небу колесницы, аэростаты, наполненные розовым туманом, и прочее, и прочее, что приличествовало званию художника-любителя, эдакого живописца-чудака, малевавшего свои картинки, богатые фантазией, колоритом, но вызывавшие только иронию да недоумение на серьезных и выбритых лицах.
Примерно месяц назад, совсем случайно, на его пути повстречался заведующий фабричным клубом «Прогресс» Никон Передрягин. Тайком ото всех и особливо от супруги кропал он вирши, которые писались задолго до праздников всенародных и местного значения и, выведенные каллиграфическим почерком, прикнопивались к стенной газете, после чего с нескрываемым волнением Передрягин чаще обычного прохаживался мимо нее, покашливая. Именно Никон и уговорил Савелия выставить свои полотна на всеобщее обозрение, чтобы люди, вкусив пищи духовной, могли посветлеть душой и сердцем. И случайный посетитель, чаще всего в обеденный перерыв, приходил полюбопытствовать на творения Варежкина.
