Размер нашего «неба» был небольшой, примерно метр на полтора. Это определило и все остальное. Макеты так же должны были быть очень маленькими. Малый размер объектов съемок требовал, для резкости на нужную глубину, очень сильного диафрагмирования объектива, что, в свою очередь, диктовало очень замедленную съемку, не более одного кадра в секунду.
Макеты мы изготовляли (наше «изобретение») из подкрашенного в разные тона, расплавленного парафина. Когда он остывал, из него просто ножом вырезались необходимые формы.
Иногда, на первом плане, перед макетом, ставилось стекло с нарисованным на нем силуэтом. Это мог быть корабль, дерево или что-либо другое.
Для оживления кадров, применяли мы и вторые экспозиции. Так был кадр, в котором, для демонстрации древнего понимания сияний, мы сняли как сполохи света постепенно превращаются в сражающихся рыцарей в блестящих латах. Тут работали актеры-фехтовальщики, которых мы снимали сквозь стекло, замазанное вазелином. Один край стекла был почти чист, другой — сильно замазан, силуэты людей сквозь него были размыты. Стекло двигалось и формирование силуэтов людей из бесформенных пятен в отчетливые фигуры и обратно, происходило постепенно.
Почти все объекты съемок и почти вся техника, которую мы применяли, была сделана в нашем ателье, нашими руками.
В мультицехе делались только заготовки для мультипликации, без которой, конечно, было не обойтись. Картину закончили. Она получилась не в одну часть, как проектировалось, а в полторы.
Сценарий я сильно переделал, вторая часть позволила в титрах поставить двух авторов сценария. Режиссером значился я, оператором Лаврентьев, хотя снимали мы на равных, по моим разработкам.
На студии картину приняли «вне категории», то есть лучше, чем первая категория. В Москве дали первую. А я дал Братухе основание и дальше предоставлять мне режиссерскую работу.
Наступил новый этап моей деятельности — авторство и режиссура.
К сожалению, фильм «Полярное сияние» не только стал для меня экзаменом на право самостоятельно делать картины, но сыграл в моей жизни роковую роль.
Уже после того, как картину размножили и разослали по прокатным конторам, из Москвы пришло суровое письмо. Возмущались тем, что в фильме говорится: «… тайны полярных сияний разгадал и дал им физическое объяснение норвежский ученый Штермер». Неужели наши советские ученые не внесли никакого вклада в разгадку этого явления природы?
Налицо полное пренебрежение престижностью отечественной науки, типичный космополитизм… и т. д. В письме предлагалось изъять из всех экземпляров фильма эту вредную фразу, дискредитирующую нашу страну.
