— Конечно, французских детей было всего треть, остальные — выходцы из других стран. И однажды я ляпнула при нём: «Ник та мер!». Это что-то вроде нашего «поиметь твою мать» и ему сильно не понравилось.
— У арабов же мать святое, — сделал он ещё глоток.
— Да, очень серьёзный аффронт, то есть оскорбление, но меня его реакция не столько остановила, сколько наоборот. Я стала только чаще при нём ругаться. Его стало всё сильнее это бесить. И однажды я достала его настолько, что он выманил меня из автобуса якобы просто пройтись. А там в лесочке уже поджидали его друзья. В-общем, было страшно, было больно, было невыносимо стыдно. А ещё грязно. Я помню как возвращалась домой, перепачканная в земле и траве, и у меня по ногам текла кровь и их сперма.
Она сделала большой глоток шампанского под его страдающим взглядом.
— Они надругались над тобой просто из-за бранных слов?
— Может, да, а может это был просто повод или оправдание, и они сразу это задумали. Какая уже разница.
— И как ты с этим справилась?
— Никак, — пожала она плечами. — Как видишь, даже злословить не разучилась. Только больше не могла ездить в колледж. Но, к счастью, наступили каникулы, а потом приехала бабушка и увезла меня оттуда.
— И ты решила остаться?
— Да, провела здесь лето, потом пошла в школу и как-то зависла.
Она набрала в грудь воздуха и сползла вниз под воду, опираясь на его ногу.
Когда умерла бабушка, ей порой не хотелось выныривать. Но утонуть в ванне без посторонней помощи практически невозможно. Впрочем, она и не хотела умирать. Ещё там, в тех французских кустиках, глядя на перекошенное злобой лицо того, кто ей так нравился, она дала себе обещание жить. И выжила. И даже как-то смирилась. А после того, как на суде плюнула в тёмные как ночь глаза, даже перестала делать из всей этой истории трагедию. И ей казалось, она неплохо справилась.
Звук голоса заставил её вынырнуть.
— Я ничего не слышала, — откинула она назад волосы.
— И не надо. Иди сюда, — подтянул он её к себе и обнял. — Я бы хотел защитить тебя от всех на свете бед и несчастий, но это невозможно. Зато я могу помочь тебе с адвокатом. И ты вернёшь себе эту квартиру.
— Ля петит шери аррив а Пари… Пари фэ дю брюь. Пари фэ дю брюь.
— Это стихи?
— Да, Поль Элюар, — прижалась она покрепче к его плечу. — Малышка-девчушка впервые в Париже. А грохот, как ливень, клокочет и брызжет.
— Ампеш сон кёр де фэр тро де брюь.
И стук её сердца не слышен Парижу.
