- Мне кажется, я заболеваю, — мрачно проговорила она в телефон, возвращаясь с обеда. Этаж был еще пуст — Маша вернулась раньше, поэтому и разговаривать можно было в полный голос (неизвестно почему, но она стеснялась посвящать своих коллег по работе в подробности ее личной, нерабочей жизни). Она прошагала мимо Григория, который зачем-то околачивался на втором этаже и с насмешливой почтительностью склонил голову, когда Маша встретилась с ним взглядом. — Я почти не сплю по ночам, да еще и работа… Боюсь, что…
«Боюсь, что не справлюсь с ней», — хотела сказать она, но осеклась, когда заметила на себе испытующий взгляд Олега Красовского, стоящего в дверях приемной, ведущей в его кабинет. Он, видимо, только что пришел с обеда — пальто он уже аккуратно повесил на вешалку, а шарф снять не успел — так и замер с ним, прислушиваясь к Машиному разговору. Она даже покраснела, осознав, что больше прислушиваться ему, собственно говоря, было не к чему: коридор был пуст, а Сурмина, почувствовав свободу, говорила в полный голос.
- Здравствуйте, — прошептала Маша и, поймав затяжную паузу, осознала, что смущаться, по сути, было тоже не из-за чего: ничего предосудительного она не делала, нецензурными словечками не щеголяла и никаких священных таинственных подробностей не раскрыла. Так почему же Красовский смотрит на нее таким взглядом, как будто видит впервые?
— Да уже здоровались вроде, — усмехнулся он, приходя в движение и вешая пальто в шкаф.
Маша отвлеклась, поняв, что не договорила:
- Все, Жень, я пошла. Вечером позвоню, хорошо? Я люблю тебя.
Она хлопнула крышкой телефона, с размаху закинула его в сумку, едва не промахнувшись, и двинула дальше к кабинету, в который их посадили с Игорем в первый рабочий день. Но спиной она продолжала чувствовать на себе взгляд Красовского, и этот взгляд и нервировал ее, и держал в странно подвешенном состоянии.
Она еще не знала, что такое состояние, ставшее для нее в новинку, очень скоро перестанет ее тяготить и станет нормой ее самочувствия — ведь ко всему, как водится, можно привыкнуть — даже к постоянной собственной неуравновешенности. Она не знала этого так же, как и того, что Олег Красовский в тот день, впервые со дня собеседования услышав обрывок ее разговора, неожиданно заслушался ее голосом, и действительно словно посмотрел на нее другим взглядом. Посмотрел на нее так, как будто она впервые после собеседования пришла к нему в офис. Тогда на собеседовании ей удалось его зацепить — уж очень бойко она отвечала. Потом первое впечатление позабылось, особенно, когда выяснилось, что она больший трудоголик, чем все его сотрудники вместе взятые, и что она приходит на работу действительно работать; вместо этого первого впечатления осталось только что-то недосказанное, что задним чувством продолжало его слегка беспокоить. Когда она говорила, на ней хотелось задержать взгляд, чтобы вспомнить, будто вспомнить что-то, что он хотел сказать, спросить, узнать, уточнить у нее, но забыл, и продолжал забывать постоянно.
