— Вы голодали? — резко спросил он.
Этот вопрос был как-то слишком неожидан для меня, и я чувствовал, что немного покраснел.
— Да… почти, — тихо ответил я.
— Это хорошо, — почему-то задумавшись, произнес он, — это хорошо… Теперь вы хотите найти работу… Впрочем, что же я вас спрашиваю, это ясно само собой… Умеете вы вести корреспонденцию, свободно излагать на бумаге то, что нужно, писать под диктовку?..
— Умею… Я раньше работал в этой области… Мне так необходимо сейчас найти заработок, что я охотно буду очень-очень много работать…
— Работать особенно много не надо. Надо только, чтобы я остался вами доволен…
— Я постараюсь! — горячо вырвалось у меня. — Вы будете довольны.
— Ну?.. Это хорошо, — каким-то странным тоном произнес он.
Я приподнял голову и не мог не заметить пробежавшую но его губам какую-то нехорошую, жестокую улыбку.
— Ваше имя?
— Сергей Николаевич.
— Фамилия?
— Агнатов.
— Прекрасно… Итак, Сергей… Николаевич… так, кажется? Я вас задерживать больше не буду, — мягко сказал Медынин. — Вы мне передадите ваши бумаги, это уж мой порядок, и с этого дня вы у меня на службе. Я не беден и могу вам предложить те условия, какие захотите вы… Скажите мне — сколько?
— Позвольте мне сто, — робко попросил я.
— Сто? — с удивлением спросил он, и я чувствовал легкий, презрительный смешок, слышавшийся в этом вопросе, — я могу вам дать триста. Вы слышите?
— Спасибо…
— Сейчас вас отведут в нашу комнату и в течение целой недели я не допущу, чтобы вы хоть что-нибудь делали. Отдыхайте, ешьте, пейте и гуляйте… Вот обедать вам придется одному, потому что…
— Пожалуйста, пожалуйста, — перебил я Медынина.
— Дело в том, что я живу здесь… с женой и дочкой, маленькой девочкой… Мы еще не устроены совсем, хозяйства нет… Вы понимаете? И кроме того, жена больна…
— Что с ней? — из вежливости спросил я.
— Ах, да ничего… Нервы… Она какая-то ненормальная, — с досадой почти вскрикнул он и, вдруг спохватившись, добавил с улыбкой: — Ну, идите, отдыхайте… До завтра…
Лакей, который встретил меня у ворот, проводил и в маленькую, уютную, со светлыми обоями комнатку наверху. Он почти не проронил ни одного слова и, только уходя, вежливо поклонился.
— Спокойной ночи. Если я вам понадоблюсь, — позвоните.
И исчез. Так же молчаливо…
Усталость и тряская дорога взяли свое. Не раздеваясь, я прилег на маленькую кушетку и уснул крепким сном отдыха.
II
Женщина на террасе
Я не могу сказать, отчего я проснулся. Яркий лунный свет вливался через небольшое окно, и в комнате было светло, как днем. Когда я поднял голову, до меня слабо долетели какие-то неясные звуки — сначала тихие, заглушенные, потом все усиливаясь и усиливаясь — и я ясно разобрал тяжелое, надрывающееся рыдание.
