- Ешьте, а то опьянеете, - посоветовала Дуся.
Подруги принялись закусывать, потом снова выпили, на этот раз - за Машу. Консервы были быстро съедены, вскоре опустел и кулек. Но Максимова не обнаруживала желания покинуть общество, и Маша с тоской подумала, что новая сестра так и не оставит их до самого утра, когда надо будет отправляться на работу.
"Ну, иди, иди спать... - твердила про себя Маша, пристально глядя на Максимову, словно внушала ей. - Пора уже... Иди в свой угол..."
Как будто подчинившись, Дуся вдруг поднялась, но не ушла, а пересела ближе к Рыжовой.
- Как Москва выглядит? - спросила она.
- Изменилась Москва, - сухо ответила Маша.
- Разрушений много?
- Нет, особенно не заметно... - Вспомнив о Москве, девушка смягчилась. - Совсем другая стала Москва. Не видно нигде былых витрин - заколочены досками, заложены мешками с песком. На Ленинградском шоссе баррикады стоят, рогатки.
- На Ленинградском шоссе?! - испуганно переспросила Клава.
- Университет очень пострадал... Помнишь, Аня, мы с тобой в садике там сидели, студенткам завидовали?..
- В с-седьмом классе когда учились...
- Ну да, семилетку кончали... Нет больше ни садика, ни решетки. А манеж напротив весь в оспе от осколков.
- Так, - сурово сказала Дуся.
- Людей стало меньше на улицах, - продолжала Маша. - Дома стоят неприветливые... По ночам огонька нигде не увидишь. Как будто к бою все приготовилось. Только радио весело гремит.
Она на секунду задумалась и вдруг мечтательно улыбнулась.
- Красавица Москва! Как я прощалась с нею! Целый день ходила по знакомым улицам, смотрела... На метро до Сокольников проехала.
Маша вздохнула негрустно от полноты ощущений. Ибо никогда раньше, кажется, ей так не нравился город, в котором она родилась, жила, училась. Самая суровость нового облика столицы заставляла девушку сильнее почувствовать свою любовь к ней.
- Ну, чего немцам надо было, чего полезли на нас? - сказала Клава.
- Еще н-наплачутся, - строго проговорила Аня. Ее тонкие, похожие на ласточкины крылья, брови сошлись у переносицы.
- За Москву, за любимую! - предложила Маша.
Подруги снова чокнулись и выпили вино, оставшееся в кружках.
- Увидим ли ее снова к-когда-нибудь, - оказала Аня.
- Если и умрем, так за родину, за правду, - проговорила Клава, беспечально блестя добрыми, захмелевшими глазами. - Что нам себя жалеть, что у нас - дети, муж?
- И деньги на сберкнижке не лежат, - добавила Маша.
Девушки минуту помолчали, испытывая удовольствие оттого, что видят и слушают друг друга, сидя все вместе, одним кружком. За окном простиралась фронтовая ночь; бутылка вина стояла на столе. И это особенно нравилось девушкам, так как было вещным знаком их независимости и вольности. Видимо, чтобы не уступать мужчинам, следовало не только воспринять их достоинства, - это представлялось не таким уж трудным, - надо было также усвоить их пороки.
