Про девушку, которая была бабушкой | страница 65



Подойдя к стойке (девушки втянули аромат), я кивнула на букеты:

– Кто додумался грипсорфилы с малькидиями смешивать? Это прямо по-чеховски. Помните, в «Трех сестрах»? Входит Наташа в розовом платье, а Ирина ей, ремарка: «Вполголоса, испуганно»… Помните?

– Э-э-э… в общем, – проблеяла одна из девушек.

– Ирина ей говорит: «На вас зеленый пояс! Милая, это нехорошо!» Зеленое с розовым считалось верхом безвкусицы. Так и эти цветы. – Я забыла названия, которые выдумала, поэтому просто махнула в сторону букетов. – Чудовищное сочетание. Флориста надо повесить. Предварительно кастрировать и четвертовать, повесить что останется. Где у вас внутренний телефон? – спросила я без паузы.

Сначала одна девушка вскочила, потом вторая поднялась. Два новобранца во фрунт перед грозным ефрейтором. Вероятно, приняли меня за дочь какого-то бонзы. Кто еще мог хамить, цитировать Чехова и вонять как трупный газ?

На выручку девушкам, которые жалости моей не заслуживали, потому что весьма отличались от своих сверстниц в магазинах, где некоторое время назад я наряжалась, пришел охранник, смело шагнувший вперед:

– Сзаду вас на стене.

– В каком смысле «сзаду»? – Я приготовилась оторопеть, но не успела.

– Позади вас, – сказала одна девушка.

– Аппарат внутренней связи на стене, – отчеканила вторая.

Я подхватила свой упавший градус чванства около плинтуса, потащила вверх и процедила:

– Черт знает что! Дикие люди. Театр начинается с вешалки, а это офисное здание… – я говорила и набирала добавочный номер Витьки.

Он ответил.

Я продолжила: «… с заду!».

Получилось – он: «слушаю», я: «с заду».

– Простите? Кто говорит?

– Александра Калинкина. Я внизу.

– Ты?

Короткое личное местоимение второго лица единственного числа – «ты». Витька умудрился от «т» до «ы» вздохнуть и выдохнуть, испугаться, заинтересоваться, насторожиться, взбудоражиться, затрепетать, нервически хихикнуть (получилось: «ти-хи-хи-ы»).

Вся эта гамма чувств выплеснулась в глупом вопросе:

– А что ты здесь делаешь?

– Читаю лекцию о поэтике Чехова. Девушки, можете сесть. А вы, господин охранник, займите место у вертушки. Не детская каруселька-таки. Или вам уже надо подыскивать место в… – Я не смогла с ходу придумать место для покрывшегося испариной охранника и рявкнула в трубку: – Самохин! Ты там живой?

– Да.

– А чего сидишь?

– Я бегу, в смысле спускаюсь.

Три или четыре минуты, которые понадобились Витьке, чтобы оказаться на первом этаже, я хранила презрительное молчание, разглядывала список фирм на стене, изо всех сил старалась не понизить градус, которого добилась при разминке. Мое выступление в холле офисного здания было ни чем иным, как репетицией, нагнетанием эмоций. В эти минуты я отлично поняла, что переживают спортсмены, которые за три часа до старта приводили себя в форму, а старт вдруг отложили. Или балерины, разогревавшие и растягивавшие мышцы задолго до выхода на сцену. Но спектакль начался с опозданием, важное лицо в буфете задержалось и водрузило свое жирное пингвинье тело в красное кресло царской ложи на сорок минут позже. Мышцы остыли, связки-сухожилия задеревенели. Уже того балета не будет, но молись, чтобы хоть травмы не случилось.