Однако это было настолько привычно для Ефросиньи, что ничуть не трогало ее спокойствия, за которым она привычно пришла на реку.
Суета последних дней ее вымотала. Была она старостой Болотного, теперь возглавила общину Переяславки, заменив внезапно слегшего на крещение Никифора. А по совместительству стала заведовать стройкой.
Ну и что, что баба. Права у нее теперь как у мужа, семью содержащего, о чем даже на сходе решение было вынесено!
Мол, дело бабское дом содержать, да детей растить, однако как не всякий муж способен на деяния, ему на роду написанные, так и не на каждую жену можно узду надеть, дома удержав. Считаешь себя достойной, иди на сход, да требуй своего. Только потом не жалуйся, если тебе топор вручат, да в общий строй с защитниками веси поставят. Или работу на общество будут требовать, как будто ты являешься главой семейства, а не мужней женой.
А она что! И на то способна, и на другое.
За такой выбор муж ее хвалить не стал, хотя и ругать не сподобился.
Сказал только, что надо соседкам приплачивать, чтобы те за домом и детьми по очереди присматривали. Совсем, мол, дома не появляешься. Да еще заявил, что с такими выкрутасами бабы скоро совсем перестанут рожать, а потому надо готовиться к худшему! К какому? К такому, самому что ни на есть! Мол, как только жены начнут мужскими делами заниматься, так всему обществу конец и придет. Вымрут все, потому как без многочисленных потомков будущего нет. Исключения возможны, как без этого, но все-таки каждый должен заниматься своим делом…
Это не ругань была, а только ее преддверие, да и ответ у нее был уже припасен.
Ефросинья ждала третьего и надеялась на дочку. Живот еще не был заметен, но иногда рука нет-нет, да поглаживала его, приветствуя зарождение норой жизни, ее дитятко, кровиночку…
Вот как сказала мужу про беременность, так все и закончилось. Ругань, в смысле. Заткнулся.
Подставив лицо новому порыву свежего ветра, она с гордостью огляделась. В четких квадратах намечаемых площадей и улиц была и ее заслуга. И пусть она ничего не соображала в строительстве и планировке зданий. Пусть! Пусть ей было непонятно, зачем закладывать огромные канавы под стоки и канализацию. Однако работников надо было не только кормить, но и расселять, обеспечивать помывкой и лекарской заботой. А значит, надо было договариваться с сестричками школы, изнуряющихся на готовке и осмотре больных, подвозить припасы, топить баню…
Иначе во временных бревенчатых домах за крепостной стеной заведется какая-нибудь зараза и стройка встанет. А потом пойдут ей шепотки вслед: эх, это ж баба, напортачила?
