— Его могли… если не спасти, то облегчить жизнь и дать нам еще несколько лет. Но по закону он не имел права на бесплатное лечение. И на обезболивание тоже не имел права, поэтому врачи боялись дать ему морфий, их за это могли наказать. Не хотели… правила нарушать.
Наверное, он что-то понял, или голос мой слишком заметно вздрогнул, потому что Мик крепко прижал меня к себе и легонько поцеловал в висок. Помолчал… а потом тихо признался:
— А я своего отца не помню. Как и мать, в принципе. Слишком мелким меня у них выкупили.
— А хотел бы? — я осторожно повернулась и заглянула ему в лицо.
— Не знаю. Я не знаю, — он покачал головой и на секунду прикрыл глаза. — Для меня семьей стала… Мастер. А потом она погибла.
Он сказал это вроде бы спокойно, даже в глазах ничего не отразилось, а меня до косточек пробрало пустотой и отчаянием, таким… глубоким, что его нельзя даже выразить просто словами или взглядами.
Какое-то время мы сидели молча, и Микаэль машинально чуть покачивал меня в своих объятиях, словно успокаивая или… убаюкивая? А потом глухо, даже немного зло проговорил:
— Ты ведь рискнула не просто мелким нарушением закона, ты рискнула нашими жизнями. Жизнями, понимаешь? — мотнул головой он, — Даже не задумавшись и не спросив совета, — мужчина затем уткнулся носом мне в макушку. — Да и ржа с ним, если бы просто штраф или даже тюрьма. Но дикарей даже не судят, просто убивают на месте…
— Но я этого не знала! — что-то горячее, как накипь, поднялось со дна души и едва не выплеснулось слезами. — И мы не съедали ничью душу! Наоборот — очистили и отпустили, как и положено… таким как мы?
— Никто не стал бы разбираться, — махнул рукой Мик. — Ты узнала о Мастерах меньше двух дней назад, ты еще даже не… цвирчонок в таких делах. И решила, что лучше всех все… А! ладно… — он вдруг потерял запал и снова уткнулся лицом мне в волосы, выдохнул и тихо-тихо продолжил: — Я тоже хорош. Забыл, что ты не Мастер, что ты ничего не понимаешь толком и можешь полагаться только на свои инстинкты. А они, как выяснилось, у тебя… необычные. Слишком!
Он был прав, а мне было жутко стыдно. Нашлась, блин, спасительница душ, без году неделя крутышка, «я чувствую, так правильно» и плевать на других… но… но блин! Я же ничего не делала нарочно! Там, возле умирающих собак! Оно само!
Значит, Мик прав, и вместо того, чтобы наезжать, надо было разбираться. А я дура.
— И что делать? — тихо переспросила я после паузы. — Я же не знаю, как это получилось и почему. Это именно инстинкт, понимаешь? Что-то внутри меня ЧУВСТВОВАЛО, что так правильно. И делало.
