Имя Твоё | страница 49



Часть шестая

в которой дамы строят глазки мужчине и ненавидят друг друга, голый писатель на даче бегает под летним ливнем, фотограф собирается сделать две тысячи фотографий, собака стремится откусить подол рясы, вода собирается на животе тридцатитрехлетнего сына – и кое-что еще


И ежели говорить теперь, Гомеру подобно, зная с отчётливостью всею: чего сказать именно желательно, и, куда более важно: чего сказать нежелательно, и талант особый иметь в дополнение ко всему, дабы это нежелательное к сказыванию не сказалось само собой для взора постороннего, ежели говорить теперь так, разве что найдём мы к тому описанию, каковым образом отец Георгий покойный ныне, с ума сошёл, и самоубийство совершил над собой, покуда ещё жив был, конечно, ведь известно доподлинно: мёртвые с ума не сходят, и не потому как сошли уже, а потому разве что нет их самих с умом их на земле, а в уме Господнем они, быть может, и схоронены, и живут и с ума сами сходят, и Творца к безумию толкают, но на земле нет их уже, разве что под землёю гниют их тела безумные, и кто через крематорий прошёлся потрохами своими, посмертно пролетать в выси голубой может лишь, родственники, если в урну праха на заключат, заботу проявляя странную, ибо ведь прах хранить это ко праху по отношению суть бесправие проявлять, будто воздух от мира сего спрятать где кто вознамерился, но отец Георгий, помним мы, захоронен под землю во время своё, быть может и не в своё совсем, в случае любом, покуда он не умер, и самоубийство, и безумие его лишь догадки. Да и как, к примеру, камыши вот эти сказать, когда они вот перед тобой шелестят, и тропе ежели последовать, они тебя уже окружили всего, и сверху над головой свои верхушки распушённые сомкнули, и так оно приятно тут, и комаров нет почти, покуда вокруг жара небывалая и трава вся выжжена, камыши эти сохраняют свою зелёность камышиную, но как не её даже, а самих их, камыши эти высказать посреди травы такой чахлой июльской высящиеся небоскрёбами приречными, так гордо вознёсшиеся, и поющие песнь сумрачной прохлады своей посреди безмолвного в прочем полуденного времени, камыши как высказать вас, или так и почиёте несказанно в месте оном, и ладно бы до осени, в коей всё сжелтеет с вами вровень: уже и судьбы не избежать вам трав выжженных прежде, и никто по осени той не будет считать уже: как долго вы зеленились и высились гордо тогда, окружное когда всё посдавалось солнцу, немилосердно фиолетовому по ободу ока своего циклопного, и думать будут все эти, по осени ныне вас не видящие, будто всё жёлтовыгорено завсегда здесь пребывало, и не будут знать они, эти все, как вы равнодушно и героически сдержали свои сроки: зеленели когда надо, и теряли свет свой когда надо вам и природе всей осенненаступившей, и не ранее, и если кто-нибудь бы сохранил в слове вас теперь, так это заходящий в вашу тенистость с головой и усладу в вас обретающий, все эти осенние правду постигли бы от слов его праведных, а коли правда нипочем им, никудышним, то удовольствие от прочтения летнего стояния вашего и шуршания вашего, а коли и до этого дела нет им, то и чёрт с ними вовсе, но нет же: в вас заходящий, он вас не сохранит, и не потому как не ощущает настоятельного взывания вашего к слову его, но бессилен ибо перед вами он полностью в обилии словес собственных, к вам не подходящих, и на следующую за этим летом осень будут все видеть вас жёлтыми, и кто зелени услаждающей вашей не застиг, слабаками сольёт вас в один цвет с травой повсеместной, а затем и зима, а весной вы предательски будете даже долго жёлтыми и чахлыми оставаться посреди уже молодой зелени окружной, столь беспамятно и волнительно к солнцу тянущейся, и не ведающей слабости своей травяной и силы его солнечной, нет, не передать всего этого в слове человечьем ни теперь ни после, но то ведь камыши обычные, живые в героизме их позднелетнем, а то отец Георгий, коего не передать даже по камишиному, тем паче по словесному вряд ли что передать можно вообще, а посему будет бессилием нашим кружить вокруг отца Георгия и наговаривать лишнее всё, кроме того, сказано чему следует быть, покуда не ведаем этого, а вокруг сколько угодно лишнего: этим можно завалиться и заплутать в нём тоже запросто любому, кто как мы, удастся.