Я мило улыбнулась и пожала плечами, думая о том, что Натаниэль еще просто не представляет, что ждет его на милом семейном ужине. Настоящая катастрофа произойдет там. Моего чудесного позитивного зелья хватило даже на рыбу гриль. Она так умопомрачительно пахла, что мне было жалко ее портить. Да и, признаться, вредного в ней ничего не было. Я и сама с удовольствием съела бы кусочек, но это означало сдаться. А сдаваться я не любила.
Я сбежала к себе в комнату и следующие сорок минут потратила на то, чтобы привести себя в порядок. Вечером я собралась гулять. У моей одногруппницы Энди на той неделе был День Рождения и сегодня она устраивала на пирсе вечеринку для своих.
Пока накрывали на стол, я потирала ручки от предвкушения веселья. Γлавное — после этого успеть быстро сбежать. Поэтому я была наготове, успела сходить в душ после нескольких часов на кухне, обула босоножки на шпилечке и прихватила маленькую сумку-клатч.
— Ты как на светский раут вырядилась, — заметила папа, показав на мое черное в пол платье с открытыми плечами.
— Это первый мой ужин, я не могла одеться иначе. — Мило улыбнулась и заметила, что мама изрядно напряглась. Она — то меня знала хорошо. И понимала, что так быстро я не сдамся.
— Ты что-то задумала, Ирма?
— Я? — делать непонимающие круглые глаза я превосходно научилась еще в детстве. Правда, мне уже не очень верили. Но сейчас у родителей не было выбора. До того как они примутся за еду, уличить меня в проделке нереально, а вот потом нужно бежать и бежать быстро.
Ну а пока я сидела и улыбалась, глядя на то, как родители поводят носами, вдыхая божественные ароматы приготовленной Натаниэлем пищи. Сам повар светился и вид имел весьма гордый. Пока.
— Неужели, ты не станешь есть? Хотя бы лангустинов? — обратился он ко мне с коварной улыбкой и демонстративно положил кушанье себе в тарелку. Наверное, у меня это должно было вызвать повышенное слюноотделение. Ага! Сейчас. Я с трудом сдерживала издевательское хихиканье.
Я ждала этого момента с замиранием сердца, едва мама положила себе на тарелку аппетитного лангустина и воткнула в него вилку, я начала осторожно приподниматься на стуле, помнила еще, как он замечательно может прилипнуть к пятой точке — не сбежишь. А нужно было быть готовой.
Папа уже отрезал кусочек и нес его ко рту. Натаниэль застыл в ожидании, и я тоже. Только вот разрекламированный столичный повар ждал похвалы, а я того, что случилось дальше.
Раздался «бамс», и кусочек на вилке превратился в листик рукколы, а лангустин рассылался на тарелке, превратившись в три ярких апельсина. Приготовленные нами яства взрывались на столе, как попкорн превращаясь в листья рукколы и апельсины.
