Рудников был тип единственный в своем роде.
Он считался даже у беглых каторжников справедливым, и по этому только не был убит, хотя бит и ранен при арестах бывал не раз. Но не со злобы его ранили, а только спасая свою шкуру. Всякий свое дело делал: один ловил и держал, а другой скрывался и бежал.
Такова каторжная логика.
Боялся Рудникова весь Хитров рынок как огня:
— Попадешься — возьмет!
— Прикажут — разыщет.
За двадцать лет службы городовым среди рвани и беглых у Рудникова выработался особый взгляд на все:
— Ну, каторжник… Ну, вор… нищий… бродяга… Тоже люди, всяк жить хочет. А то что? Один я супротив всех их. Нешто их всех переловишь? Одного пымаешь — другие прибегут… Жить надо!
Во время моих скитаний по трущобам и репортерской работы по преступлениям я часто встречался с Рудниковым и всегда дивился его умению найти след там, где, кажется, ничего нет. Припоминается одна из характерных встреч с ним.
С моим другом, актером Васей Григорьевым, мы были в дождливый сентябрьский вечер у знакомых на Покровском бульваре. Часов в одиннадцать ночи собрались уходить, и тут оказалось, что у Григорьева пропало с вешалки его летнее пальто. По следам оказалось, что вор влез в открытое окно, оделся и вышел в дверь.
— Соседи сработали… С Хитрова. Это уж у нас бывалое дело. Забыли окно запереть! — сказала старая кухарка.
Вася чуть не плачет пальто новое. Я его утешаю:
Если хитрованцы, найдем.
Попрощались с хозяевами и пошли в З-й участок Мясницкой части. Старый, усатый пристав полковник Шидловский имел привычку сидеть в участке до полуночи; мы его застали и рассказали о своей беде.
— Если наши ребята — сейчас достанем. Позвать Рудникова, он дежурный!
Явился огромный атлет, с седыми усами и кулачищами с хороший арбуз. Мы рассказали ему подробно о краже пальто.
— Наши! Сейчас найдем… Вы бы пожаловали со мной, а они пусть подождут. Вы пальто узнаете?
Вася остался ждать, а мы пошли на Хитров…»
Далее Гиляровский увлекательно повествует как Рудников «стороил» жуликов с Хитровки. Он обошел несколько притонов, где кулаком и словом насаждал силу Закона и, в конце концов, пальто отыскал.
* * *
Так что даже городовые, самые низшие чины в полицейской иерархии, имели авторитет у криминального мира и пользовались уважением граждан. Известный философ Константин Леонтьев оборвал извозчика, грубившего полицейскому, ударом кулака: «Как смеешь ты прекословить? Ведь он поставлен полицмейстером, а тот — губернатором, а губернатор — Государем…. А Государь….» И многозначительно указал пальцем в небо.
