Ежегодно Аравелия была вынуждена нанимать темных магов из людей, на это из бюджета княжества тратились огромные суммы. А тут выясняется, что светлый эльф обладает темным даром. Это же вопрос экономической безопасности государства.
Немедленно забирать талантливого эльфа из Галасии, разумеется, никто не собирался. В Аравельской академии темный факультет отсутствовал, поэтому решили оставить юношу учиться здесь, а вот когда он получит образование, ему была уготована служба на благо своей родины. Впрочем, с этим проблем не предвиделось, поскольку абсолютно все светлые эльфы являлись патриотами.
А 'недопонимания' в семье со временем уладятся. Торгусу Лиру уже высказал свое неудовольствие сановник из тайной канцелярии, и тот его уверил в готовности приложить все силы к примирению с племянником.
Только успев обрадоваться выходному дню, вспомнил про эльфов. Надо было идти в посольство, решать какие-то проблемы.
'Что-за проблемы они там выдумали?', - предавался я размышлениям, совершая утренний моцион.
Дроу уже поднялся ни свет ни заря и умотал в больницу академии, проведывать сестрицу. Его самоотверженность поражала, хотя может из-за того, что я в своей земной жизни был одиночкой. Единственный ребенок в семье, рано лишившийся отца, место которого сразу же было занято отчимом, на смену которому пришел другой отчим, затем третий и сейчас я уже не помнил, сколько их у меня было. Вроде бы семь, впрочем, не важно. Из дома я ушел в четырнадцать и надобность в подсчете отчимов, а также синяков, оставляемых ими на моем теле, отпала. Беспризорники - это тоже не дружная семья, а одиночки, сбившиеся в стаю до поры до времени. На малолетке же я укрепился в мысли, что рассчитывать можно только на себя. Тюрьма для малолетних - это вообще самое ужасное место, что придумали люди. Хотя именно там я встретил его, вернее, он нашел меня, ему как раз нужен был такой, как я - озлобленный одиночка, готовый на всё ради места под солнцем.
Мои воспоминания прервала выпавшая из собираемых в стирку вещей, тетрадь. Вот о ней-то я и забыл. Нашел я ее еще в хранилище лича, в одном из ящиков, где она лежала вместе с письменными принадлежностями. Заинтересовала она меня тем, что, несмотря на познания бывшего владельца тела, я не смог разобрать в ней записи, которые были сделаны на языке явно родственном человеческому, но все-таки сильно отличном от него. Заинтересовавшись этим фактом, я машинально засунул ее за ремень штанов, чтобы в дальнейшем попробовать перевести, и благополучно о ней забыл.
