Ромейн от злости онемела и крепко стиснула зубы.
— Что молчишь? Скажи еще что-нибудь гадкое мне напоследок. Сдается, мне будет этого не хватать.
— Да ну? — фыркнула она раздраженно, — не волнуйтесь, найдутся и другие, если вы со всеми так себя ведете.
Тут Меор рассмеялся.
— Ну, в этом ты меня перещеголяла. Сядь, не дуйся. Я хочу поговорить с тобой именно о твоей семье.
С минуту Ромейн стояла неподвижно, терзаемая двумя противоположными желаниями. Желанием узнать хоть что-то о своей семье и желанием громко хлопнуть дверью. Наконец, первое желание перевесило второе. Она вернулась к столу и села.
— Мне кажется, твой знак оформится очень скоро, — заговорил маг, — ты стала очень агрессивна и тебе трудно сдерживать свои силы. Но помни, когда он оформится, это будет еще труднее, так как они возрастут.
— Намного? — не выдержала девушка.
— Троекратно.
— Ого!
— Я всегда думал, что ты девушка, а не сова.
— Да, разумеется.
— Так вот, мы уже говорили о том, что ты можешь принадлежать к двум семьям: к Рэйвенхиллам, либо к Феррингеймам. Но судя по тому, что мне известно, это будут скорее Рэйвенхиллы. Их знак…
Он не договорил, Ромейн позабыла о правилах приличия и перебила его:
— А что вам известно?
— Ничего. Либо ты слушаешь меня и не перебиваешь, либо не узнаешь более ничего.
— Хорошо, — она устроилась на стуле поудобнее и сжала губы, демонстрируя готовность к вечному молчанию.
Впрочем, Меор слишком хорошо ее знал, чтобы в это поверить.
— Сокол, — сказал он, помедлив, — Рэйвенхиллы имеют знак сокола.
— А Феррингеймы?
— Пять секунд, — отозвался маг, — ровно столько ты молчала, Я так и думал. Хорошо, полагаю, здесь я уже ничего не сумею сделать. У Феррингеймов это ворон. Птица, приносящая несчастье.
Это прозвучало слишком мрачно и Ромейн даже поежилась, ощутив холод, пролетавший по помещению.
— Да, они хорошо поработали в этом направлении, — добавил маг.
— Мне кажется, вам не нравятся Феррингеймы, — тихо заметила девушка.
— Я их просто ненавижу.
— Наверное, я все же Феррингейм, — съязвила Ромейн.
— Ты идиотка, — Меор вновь рассердился, — я не ненавижу тебя, я учу тебя. Точнее, пытался учить, потому что почти все мои усилия пропали впустую. Наверное, я слишком плохой учитель, но если на то пошло, я и не собирался им быть. Я пытался научить тебя сдерживаться для твоего же блага. Мне этого не нужно. Но ты воспринимаешь это так, словно я над тобой издеваюсь. Я не могу все время тебя хвалить.
— Но хотя бы один раз это можно было сделать.
