- Слава! И приключения! И вечная любовь! Где в наше спокойное время услышишь звон мечей, свист стрел, воинственные кличи доблестных воинов?
- Ну, если слухи правдивы, этого мы скоро дождемся, - заметил тот, что был постарше. Но Мансур не обратил внимания на эти слова.
- Как доказать своим друзьям и своей возлюбленной, что ты мужчина, если не великими подвигами? - настаивал он.
- Давай-ка поподробней! - одновременно воскликнули его друзья.
- Так получилось, - продолжал юноша, - что у меня с собой кое-какие стихи, которые я сочинил именно по этому поводу, - он порылся за пазухой, постойте, где же они, должны быть тут. - Наконец Мансур обнаружил у себя за поясом футляр, в котором писцы обычно таскают свои нехитрые инструменты. Однако футляр был пуст.
- О боги, мы обречены, - воскликнул один из парней. - Мансур собирается читать нам свои стихи! - Послышались стоны и проклятия.
- Перед таким испытанием нужно подкрепиться! - провозгласил другой, в очередной раз наполняя кубок.
- Есть вещи, которые человеку не вынести, - заметил юноша в манишке без рукавов: такие носят подмастерья зодчих. Он выхватил из-за пояса кинжал и приставил острие к груди, будто собираясь покончить с собой.
Мансур не обращал на приятелей внимания. Он извлек свиток со стихами из-за голенища сапога.
- Вот они где! Слушайте меня внимательно, друзья! Когда-нибудь вы будете рассказывать своим детям, что вам читал стихи сам Мансур Альяша.
Прижав одну руку к сердцу, а другой держа свиток, Мансур начал декламировать:
Где вы, времена отцов могучих,
Боевые кличи, звон мечей,
Где герои - не бывает лучших
Доблестней, храбрее, горячей?
Ваши мышцы - из отборной стали,
Взором - соколы, душою - львы,
А сегодня мы другими стали,
Нет сегодня подвигов, увы!
Вас страшились гордые туранцы
И свирепые сыны степей,
Жалкие отродья - бухрошанцы
Вас запомнят до скончанья дней...
Товарищи Мансура откинулись в изнеможении, словно их одолела неизлечимая хворь. А тот, что изображал самоубийцу, дернул вдохновенного поэта за рукав.
- Мансур, твои стихи прекрасны, но мы-то хотим, чтобы ты рассказал нам о своей возлюбленной.
- Ах, - вздохнул юноша, - она прекрасна. Но ее божественное имя не смеет сорваться с моих уст. Оно не предназначено для чужих ушей. - Мансур снова свернул рукопись и отложил ее в сторону.
- Что за тайна вокруг какой-то девчонки? - удивленно спросил юноша в тюрбане звездочета. - Уже две недели ты стонешь и плачешь по ней, а мы так ничего и не знаем. Может быть, девчонка вообще не стоит таких страданий. Он наполнил кубок Мансура, надеясь, что вино развяжет влюбленному поэту язык, хотя едва ли в этом была необходимость.
