— Говори, — сказал я Гастону, — рассказывай скорей об этой странной личности, которая меня беспокоит, сердит и в то же время интересует.
— Пойдем сперва за ним, — отвечал Гастон. — Я знаю его прошлое, и мне хотелось бы узнать кое-что из его настоящего.
Тевенен шел, поминутно оглядываясь, останавливаясь у кофеен, как будто всматриваясь в посетителей.
— А может быть, и в посетительниц! — смеясь, прибавил Гастон.
— Это, впрочем, шутка, — продолжал он, — потому что, помимо всегдашней целомудренности Тевенена, ему теперь должно быть более ста лет.
— Ста лет!!
— Мне тридцать пять, — сказал Гастон, — а когда было пятнадцать, тот, от кого я услышал историю Тевенена, говорил, что он жил уже в 1780 году.
Старик продолжал скользить, как призрак (у него была какая-то необыкновенная походка), и мы стали бояться, как бы он не исчез бесследно. Дойдя до конца бульвара, он вдруг остановился в нерешительности, как бы не зная, в какую сторону идти.
Гуляющих стало мало.
Стоя невдалеке от него, мы видели его жесты, выражающие и гнев, и отчаяние. Он еще сильнее сгорбился и казался совершенно дряхлым.
Наконец, он принял какое-то решение и свернул в боковую улицу.
Чрез несколько минут он подошел к воротам одного дома, у которых сидела женщина, по виду привратница, вышедшая подышать вечерней прохладой. Она держала на руках мальчика, 6–7 летнего крепыша.
Едва мальчуган заметил Тевенена, как соскочил с колен матери и стремглав понесся ему навстречу.
Налетев на него, он так толкнул старика, что, как нам показалось, тот едва устоял на нотах. Но опасении наши были напрасны. Тевенен с силой и ловкостью поднял ребенка и стал его целовать. Он целовал его долго.
— Бедняга, — прошептал я с умилением, — он вспоминает об умершей малютке.
Между тем, толстуха-привратница бранила своего мальчугана:
— Оставишь ли ты господина Тевенена, маленький негодяй? — кричала она. — Прошу вас, господин Винсент, простить его.
Трепля ребенка по щекам, он что-то такое ответил, чего мы не расслышали.
— О, я прекрасно знаю, что вы, господин, баловник всех детей, — продолжала женщина, — зато, как только они вас завидят, так и рвутся к вам: никак их не удержишь.
Винсент в дом не входил, хотя привратница посторонилась, давая ему дорогу.
Он как бы колебался и, наконец, робко сказал:
— Вы не хотите доверить его мне… Я бы научил его кое-чему хорошему!
— Ах, я бы с удовольствием, господин Винсент. Но ведь вы знаете, что он живет в деревне у своей бабушки, которая в нем души не чает, и самой-то мне приходится кланяться, чтобы выпросить его на недельку… И, кроме того, там такой чудесный воздух!..
