И я, большой медик, известный, популярный, признанный, упал в кресло, задыхаясь от рыданий!.. На моих глазах умирало молодое существо, и я ничего не мог сделать, чтобы его спасти!
Заранее я знал исход и все-таки хотел бороться. Целую неделю я приходил к больной, сидел подолгу с ней, как родственник, строил догадки, старался заглянуть ей в грудь и в череп, чтобы узнать причину слабости, и только слышал от нее одно:
— Я знаю, я знаю… жизни мне недостает.
На восьмой день я потерял всякую надежду; организм быстро разрушался. Я видел ясно — и в этом была единственная привилегия моей учености — что в медицине нет ни единого средства, чтобы отодвинуть смерть хотя бы на шаг.
Я почти признался в этом отцу. С искаженным лицом он скрипел зубами и кричал:
— И вы, как все! И вы, как все!
Я убежал за город в поле. Я громко сетовал на немую природу, глухое небо, сияющую кругом жизнь, я проклинал их невозмутимое спокойствие!
В полночь, когда я вернулся домой, служанка встретила меня словами: «Наверху вас более трех часов дожидается дама!»
— Дама! Не принимаю никого!..
И вдруг на лестнице предстала темная фигура с белеющимся лицом и светящимися глазами; и, не зная зачем, я сказал:
— Вот и я! простите, мадам, вот и я!
Я вошел по лестнице, предшествуемый незнакомкой, в кабинет и инстинктивно запер дверь.
Взяв с бюро лампу, я поднял ее вровень с ее лицом. Это была сильная брюнетка с матовым лицом и высоким лбом, из-под которого глаза сверкали, точно бриллианты.
— Кто вы, мадам? — смущенно спросил я.
— Меня зовут госпожой Ламберт, — ответила она. — Я мать умирающей девушки.
Странное дело: этот ответ меня не удивил, я словно ждал его.
Мадам Ламберт села против меня, и я снял абажур, чтобы лучше ее видеть. Ей было лет не больше сорока, и она была замечательно красива; не столько по правильности своих черт лица, сколько по благородному, интеллигентному выражению.
Однако, несмотря на восторженное удивление, я вспомнил брошенную ею дочь и грубо спросил:
— Что вам от меня нужно?
— Моя дочь умирает…
— Правда. Ну, а вам-то что до этого?
Она сдержанно и гордо улыбнулась.
— Я ее спасу, — сказала она.
— Вы!
— Я…
И она посмотрела высокомерно в мои глаза.
Я позабыл всякую жалость после этого и резко отвечал:
— Без громких фраз. Ни вы, ни даже я не в силах возвратить жизнь вашей дочери. Я испытал все возможное. Зачем вы, собственно, ко мне пришли? Чтоб попрекать меня, как врача?..
— Вы не заслуживаете этого, ибо вы не знаете, отчего она умирает.
