Друзья погуляли под деревьями, окружавшими здание, и заняли удобные места. Постепенно народ прибывал, набралось человек полтораста, пришедших послушать философа или просто поглазеть на знаменитость.
Вскоре в дверях, в окружении ближайших учеников, появился Аристотель. Он вошёл энергичный, прямой, суровый. Эпикур с жадностью разглядывал лицо великого мыслителя. Резкий рот, подковообразная борода, делавшая широким и без того широкое лицо, зачёсанные на лоб густые поседевшие волосы и под нахмуренными бровями яростные глаза. Его походка была уверенной и лёгкой, походкой неутомимого охотника, облазившего в погоне за неведомыми животными немало лесов и долин. Эпикур скосил глаза на Тимократа и понял, с кого тот скопировал свою причёску.
Менандр назвал Эпикуру вошедших с Аристотелем учеников. Старший из них, крупный, большеголовый, оказался Феофрастом, второй, щегольски одетый длинноволосый красавец — Деметрием из Фалера, а третий, почти юноша — Стратоном, земляком Тимократа. Ученики сели на боковую скамью у входа, достали таблички и приготовились записывать. Философ вышел на середину оставленного для него пространства, произнёс приветствие и, едва в зале наступила тишина, начал беседу.
Эпикур смотрел на него, не веря, что этот невысокий быстрый человек и есть тот самый мудрец, воздвигший грандиозное здание мысли, которое вместило всё сущее. Но стоило Аристотелю заговорить, Эпикур почувствовал скрывавшуюся в нём силу. Философ говорил твёрдо, значительно, с подчёркнутой беспристрастностью. Было видно, что он временами перебивает себя, боясь удалиться от темы, и если бы задумал рассказать обо всём достойном внимания, то на это не хватило бы человеческой жизни.
Тему беседы он объявил как разговор о природе нравственности и добродетели.
— Всякое искусство, учение, поступок или сознательный выбор, — начал он, — стремится к какому-либо благу. Поэтому удачно определяли благо как то, к чему все стремятся. В целях, однако, обнаруживается различие, потому что одни цели — это деятельности, а другие — определённые их результаты. Результаты, естественно, ценнее самих действий.
Так как действий, искусств и наук много, много и целей. У врачевания — это здоровье, у судостроения — корабль, у военачалия — победа, у хозяйствования — богатство. Ряд этих действий и искусств может подчиняться одному какому-нибудь умению, подобно тому как искусство делать уздечки подчинено искусству править лошадьми, а само оно, как всякое действие в военном деле, подчинено искусству военачалия.
