Эпикур развернул свиток и подсел поближе к лампе.
— Прежде всего, — начал он нетвёрдым от волнения голосом, — ничто не возникает из ничего, — иначе всё возникало бы из всего, не нуждаясь ни в каких семенах. И если бы исчезающее разрушалось в ничто, всё давно бы уже погибло. Какая Вселенная теперь, такая она была вечно и вечно будет, потому что изменяться ей не во что, — ведь, кроме Вселенной, нет ничего, что могло бы в неё войти и внести изменения.
Вселенная же состоит из тел и пустоты. Что существуют тела, подтверждает наше ощущение, а если бы не существовало того, что мы называем пустотой или простором, то телам не было бы где двигаться и сквозь что двигаться. А кроме тел и пустоты, нельзя найти никакой самостоятельной сущности.
Некоторые тела — сложные, а другие — те, из которых сложные составлены. Это атомы, неделимые и неизменяемые. Они не содержат пустоты и поэтому совершенно плотны и несокрушимы.
Далее, Вселенная беспредельна. В самом деле, что имеет предел — имеет край, а край — это то, на что можно смотреть со стороны, стало быть, края и предела Вселенная не имеет. Беспредельна она и по множеству тел, и по обширности пустоты. Атомы же разнообразны по виду, и в каждом виде количество атомов беспредельно, но количество разных видов имеет предел. Атомы не имеют никаких иных свойств, кроме вида, величины и веса. Величина для атомов возможна не всякая: так, никакой атом не доступен чувству зрения. Движутся атомы непрерывно и вечно, потому что начала этому быть не могло.
Миры бесчисленны, и некоторые схожи с нашим, другие — нет. В самом деле, так как атомы бесчисленны, они разносятся очень далеко и не могут израсходоваться ни на один мир, ни на любое ограниченное число миров, схожих с нашим или несхожих.
— Это всё по Демокриту? — спросил Тимократ.
— Не совсем. Во-первых, ход рассуждений. Я начинаю с неуничтожимости вещей, факта безусловного. Из этого вытекает существование вещей и пустоты. Дальше разбирается и то и другое. Ещё я отошёл от Демокрита вот где: он считал число видов атомов бесконечным и допускал, что они могут иметь любую величину. Я же считаю число видов ограниченным, а величину — неощутимо малой, потому что предложение Демокрита не подтверждается фактами.
— И ты считаешь, что таких миров, как наш, множество? — с сомнением проговорил Менандр.
— Конечно, гораздо труднее представить себе, что наш мир один-одинёшенек.
— А что подразумевается под непохожими?
