Гарпала уже не было в живых, в конце лета он был убит командиром своих наёмников Фиброном, считавшимся лучшим другом бывшего казначея. А похищенные богатства, стоившие жизни владельцу, продолжали сеять беды. Теперь их жертвой стала Кирена. Там после возвращения изгнанника началась смута, и одна из сторон пригласила Фиброна на помощь. Брошенные в костёр гражданской смуты деньги и войска Гарпала быстро превратили её в большую войну, сейчас уже охватившую всю Ливию.
Менандр, со слов отца, утверждал, что Демосфену угрожает серьёзная опасность и что никогда ещё его положение не было таким шатким. Антипатр пошёл на уступки, но требовал за это платы. Первым взносом было обожествление царя, вторым — изгнание Диогена, в качестве третьего наместник, очевидно, требовал удаления Демосфена. Кто-то, кажется Стратокл, подал мысль использовать для этого дело о деньгах Гарпала. Обстановка была благоприятной, потому что и противники Македонии во главе с Гипперидом не собирались защищать оратора. Напротив, Гипперид вызвался стать его обвинителем.
Как говорили, Демосфен встретил эти известия спокойно. Он сказал, что улик против него нет, что ему уже не раз приходилось отбиваться от подобного рода судебных преследований и он их не боится, потому что верит в расположение афинян.
— Вот этого как раз может не оказаться, — сказал Менандр. — Всегда он был вождём и имел массу сторонников, а сейчас у него не осталось никого, кроме Гимерия.
Эпикур пришёл к суду рано. Только что рассвело, было сыро, но не слишком холодно. Прямоугольное открытое здание Гелиэи окружала такая толпа народа, что он не нашёл ни Менандра, ни Тимократа, с которыми должен был встретиться. Ко всем десяти входам, выкрашенным в разные цвета, протискивались судьи-гелиасты, чтобы передать на жеребьёвку таблички со своими именами. Сегодня рассматривалось только одно дело, которое решал тройной состав суда, то есть полторы тысячи судей. Все перегородки, разделявшие судебные отделения, были сняты. Три смежных отделения — зелёное, синее и жёлтое — отводилось судьям, остальные отдавались публике.
Жеребьёвка закончилась, избранные судьи, получившие бронзовые «жёлуди» с обозначением мест, стекались к рабочим отделениям. У входной решётки каждому выдавали трость, покрашенную в цвет отделения. Когда судьи, размахивая тростями, заняли свои места, открылись остальные входы, и любопытные хлынули внутрь. Началась давка, Эпикуру не удалось войти в здание, зато он очутился у барьера прямо за спинами судей. С его места был хорошо виден стол дежурных гелиастов, урны для голосования, счётные доски, водяные часы.
