Этот пир, однако, будет не совсем таким, как те, что прежде бывали. Сама княгиня Елена свет Мстиславовна нынче нас почтит, не побрезгует с нами за стол сесть. Надо бы удивить супружницу, чтоб ахнула.
Ярослав с нарастающим возбуждением посмотрел на девок. Полюбовался. Молодец, Лобан, угодил — все только что из бани, розовые, мягкие. Стоят, глаза потупили, будто сроду греха не знали, притворщицы бесстыдные, окаянные.
— А ну, девки! — провозгласил князь, усаживаясь на возвышенное сидение своё. — Ну-ка вы меня порадуйте, своего господина! Скидавайте с себя всё! Да живо, живо! Лобан! Которая упрямиться станет — шкуру содрать плетьми!
Ни одна упрямиться не стала. Переглянулись только и разом схватились за подолы, потянули вверх, снимая платья через голову. Вот на это любил смотреть Ярослав! Поднимается ткань, обнажая то, что, может, кроме князя, и видеть-то никому не положено: сначала ноги, ух, ляжки белые, сахарные, потом самый срам, словно от стыда курчавым пухом прикрытый, а там — живот трепещущий, с пупком, ну и наконец груди выпрастываются, пышные, желанные, с алыми сосками, что так и просятся в рот. Ладно, потом.
— Садись за стол, девки! — велел Ярослав. — Ешь, пей, веселись! Лобан, пойди скажи песельникам, пусть начинают.
И, поймав, подобострастный взгляд советника, подмигнул: давай, иди, тащи сюда княгиню Елену!
День за днём проходили, как в тяжёлом сне. Медленно двигался Иван вслед за уходящим солнцем, порой забывая, куда он идёт и зачем. Сначала хуже голода мучило сознание того, что всё дальше и дальше остаются родные места, которые он решился покинуть. В лесу не было страшно, даже когда видел он волков; звери не обращали на Ивана почти никакого внимания. Этой зимой не голодно им было. Много живности бродило по лесам: и лосей видел Иван, и кабаньи стада, и буйволов, которые, заметив человека, не убегали, а уходили медленно и с достоинством. А ещё трупы людские повсюду — ешь не хочу. Вот зверье и ело досыта.
Это повезло, что Иван дорогу нашёл — хоть она и выглядела заброшенной, неезженной, а всё же идти пришлось не по глубоким лесным сугробам, сквозь кусты да бурелом продираясь. И не так страшно и безнадёжно, если по дороге. Всё думаешь, что она куда-нибудь да выведет.
Не ему одному повезло эту дорогу отыскать. Только те, что прежде Ивана тут проходили, от голодной смерти убегая, так и остались здесь лежать припасом для дикого зверя. То тут, то там Ивану попадались останки: снег разрытый, волчьими следами утоптанный, да кости, глоданные вперемешку с обрывками одежды.
