Меткое московское слово | страница 38
— Федор Петрович, одолжите книжечек?
— А деньги принесешь или сбежишь?
— Да что вы, помилуйте… Зачем так поступать?..
— Ну на тебе, в первый раз, на полтину, после свидимся — еще добавлю…
Получивший кредит в пятьдесят копеек шел скорее «базарить». Если «по-хорошему» возвращался и приносил задолженность, то доверие увеличивалось до рубля, а если не доносил, пропивал или исчезал, то уменьшалось, при встрече, до гривенника. При этом ему читали внушительную нотацию о честности и прочих высоких добродетелях. Исправившемуся прощалось опороченное прошлое. Сам Теплухин был до занятия книгой скобяником и считал приобщение человека к торговле книгой особой нравственной заслугой. Товар его состоял или из порнографии, или из магазинной завали, или из изданий Коновалова и Морозова, которые ставили на них — для «авторитета» книги — несуразные цены. Печаталось, например, «цена 6 рублей», а себестоимость для продавца равнялась шестидесяти или семидесяти пяти копейкам.
Шел еще «сбив» от одного перепродавца, имевшего лавку у Гаврикова переулка. Фамилия его сейчас утрачена. Додумался этот чудак до того, что литературу, свезенную из провинции и с аукционов железных дорог, продавал на вес: Некрасов стоил десять копеек за фунт, Боборыкин>{6} — по пятачку, Гоголь — по семи копеек. Здесь можно было натолкнуться на «разнокалиберные» собрания изданий, на «подставные», на «сборные» и т. п. («разнокалиберные» — т. е. от разных изданий, «подставные» — смесь переплетенных с непереплетенными, «сборные» — где одна книга могла быть составлена из трех разных).