Завидя нас изрядно намокших, Михалыч смущённо качает головой:
- Вот уж постарались, достанется нам теперь от Самой, ох достанется! Ну, что поделать, пока она не пришла, скорей за работу.
Михалыч погружает леску с крючком и грузилом в ведро воды так, чтобы они опустились к самому дну. При этом мы смотрим, потянет ли груз под воду поплавок или тот удержится на поверхности. Если потянет, груз приходится уменьшать до тех пор, пока он не перестанет топить поплавок.
При этих опытах вода целыми струями стекает с лески и с наших рук прямо на пол. Она образует там причудливые заливчики и озёра. А мы с Серёжей, бегая и суетясь возле стола, превращаем их в настоящее болото. Но в пылу творчества никто из нас этого не замечает.
Кончается тем, что в кабинет заглядывает мама и приходит в ужас.
- Боже мой, какой свинушник! - И она гневно обращается к Михалычу: Ну, они ещё дети, а ты-то хорош, неужто не видишь - ведь вы поплывёте скоро!..
Михалыч пытается защищаться:
- Какой там свинушник! Вы, мадам, ничего не понимаете в наших мужских делах.
- Да что там еще понимать! Уходите сейчас же отсюда! Я Дарью пришлю пол подтереть.
Тётка Дарья - наша домашняя работница. Её я помню с тех пор, как помню себя. Все у нас в доме, даже мама и Михалыч, её побаивались за решительный, непреклонный характер. И вот она является в кабинет с огромной половой тряпкой.
- Ишь, набезобразничали! - сурово ворчит она. - Марш отсюда, а то вот я вас всех тряпкой!
- Сейчас, сейчас удалимся, - миролюбиво говорит Михалыч, пряча в ящик все наши доспехи.
И мы отступаем в другую комнату, оставляя поле сражения в руках грозного победителя.
По вечерам мы с Михалычем занимались не только разборкой, налаживанием рыболовных и охотничьих принадлежностей. Нередко вместо этого Михалыч доставал из шкафа какую-нибудь из своих любимых книжек и начинал читать нам вслух. Чаще всего Некрасова или Алексея Толстого. Из Некрасова Михалыч обычно читал «Крестьянских детей», «Коробейников», «Мороз, Красный нос» или «Псовую охоту».
Всё это мы с Серёжей давно уже знали наизусть, но каждый раз слушали с одинаковым удовольствием.
Из Толстого нам больше всего нравился «Садко».
Михалыч читал его так здорово, что прямо казалось, будто ты и сам находишься на дне океана в подводном тереме.
Начнёт, бывало, Михалыч читать о том, как водяной царь готовится к пляске:
Сперва лишь на месте поводит усом,
Щетинистой бровью кивает…
И вдруг сам очень ловко станет пошевеливать усами и как-то особенно забавно приподнимать одну бровь. Выражение лица у него при этом получается такое задорное, весёлое, точно вот-вот притопнет ногой да и припустится в пляс…
