— Я понимаю, доктор. И никого не подведу.
— Ну и славно. Славно. Кто забирает вас сегодня?
— Моя мама, доктор. Она задерживается в пробке, но скоро будет. Я подожду ее у ворот, если позволите.
— Вас проводят санитары. Всего доброго, Эрика. Позвоню завтра утром, узнать о вашем состоянии.
— Не беспокойтесь, доктор. Я чувствую себя вполне прилично.
— Ну хорошо. Вы знаете, где меня искать, если понадоблюсь...
— Спасибо, доктор. Вы так много для меня сделали.
Эрика, переодевшись в свою одежду, вышла к главным воротам клиники в сопровождении санитарки, от которой теперь предстояло отделаться каким-либо образом. Через минут пять та сама сообщила, что должна «отлучиться на минуту по делу».
— Конечно, конечно, мэм, — согласилась Эрика, — пожалуйста. Я не думаю, что мама приедет раньше, чем через полчаса. В пятницу обычно дорожные пробки в сторону Манхэттена. Я буду здесь, когда вы вернетесь...
И как только женщина скрылась из виду, она выскользнула в приоткрытую запасную дверь, что находилась совсем неподалеку и вела в служебный двор, а там быстро, как по наитию, нашла выход на улицу. Она покидала опостылевшую обитель «Желтого круга» в седьмой и последний, — теперь уже точно — в последний раз.
От свежего воздуха и спешки закружилась голова. И тотчас сознание снова запрыгало, заметалось как напуганный зверек, учуявший рядом хищника. Проснулись демоны. Какофония звуков, нарастающая с каждой минутой, уже не давала сосредоточиться, и Эрика начала думать вслух, чтобы заглушить внутренние помехи: «Сейчас нужно выйти на большую дорогу, так, на большую дорогу, для чего?.. Да, конечно, чтобы разыскать остановку автобуса и поехать к отелю, но в каком направлении?.. На запад, нет, на восток, ну, разумеется, на восток, туда, где восходит восторг... То самое золотое солнце, которое по-прежнему будет рождаться каждое утро уже без нее... О, как она любила это его лучистое алое просыпание, — вот откуда завораживающие краски на картинах отца — от тоски по будущим рассветам, по их розовой, навсегда утраченной радости. Значит, весь этот странный мир продолжит свое кручение и свечение и не заподозрит, что нет больше в нем измученной души ее... а небо? Примет ли небо? Такое строгое в своей чистоте сегодня, особенно в эти минуты, когда так близко последнее объятие...».
— Извините, сэр, но у меня нет денег на проезд, — обратилась она к водителю автобуса, — случайно оставила кошелек дома. Не могли бы вы быть так любезны...
