Ту туда не ходи — там стреляют
Площадь Ленина оцепили бронетехникой, над ней летал вертолёт, а из мегафона время от времени кричали:
— По лицам, застигнутым с оружием, будет открываться огонь!
Потом в народе это трансформировалось — военные совсем одурели, обещают у кого нож заметят, будут на месте расстреливать. Вообще слухи тогда были очень эффективным оружием. Помню, азербайджанка одна говорит мне:
— Народный поэт наш на митинге выступал. Так хорошо говорил. А ночью помер. Сердце не выдержало за народ. А, может армяне отравили. Я весь день сама не своя. Жалко. Ох, армяне!
А на следующий день живой и здоровый поэт выступает по телевидению.
В слухах количество пострадавших от при погромах в Армении и Карабахе достигало фантастических масштабов — если так дальше пойдёт, то и азербайджанцев вскоре не останется.
Митингующих пока что не трогали, но число их заметно пошло на убыль. Маршей миллионов уже не было.
Однажды приказ, наконец, поступил, и в одну прекрасную ночь площадь Ленина была очищена силами ВВ. Без стрельбы, хотя наваляли всем неплохо, задержали кого-то.
С утра толпы идут на площадь Ленина. Их туда не пускают. И город вспыхнул. Начались массовые погромы и убийства.
Нас тогда обязали на все места происшествий выезжать — к местным доверия уже не было. После Сумгаитских и прочих событий границы «можно» расширились настолько, что народ начал бить местную милицию — раньше такое было представить невозможно. Милиционер — ведь это власть. А кто на Востоке на власть готов руку поднять? Раздавят же! Да и нехорошо это. Но тут милицию стали бить. И милиционеры стали бросать удостоверения — тоже невиданное зрелище. Чтобы в Баку устроиться в милицию, это несколько тысяч рублей надо было заплатить. А потом живёшь припеваючи, деньги собираешь с ларёчников и мелких спекулянтов. И с такой работы стали бежать — их страха, или тоже в националистичном раже.
— На труп! — слышу приказ.
С сотрудниками комендатуры садимся в машину. Мчимся в центр. А там бурление — весь город забит митингующими, погромщиками. В основном молодняк — эдакие навальянята с местным акцентом и колюще-режущими предметами. Глаза безумные. С транспарантами. Все чего-то орут. Палки и камни у многих. Там и огнестрельное оружие было. И все куда-то целенаправленно двигаются.
Едим по центру. И на выезде на улицу Шмидта наш военный зелёненький уазик с красной звездой на весь борт чуть ли не впиливается в такую вот толпу.
