я провел 3 голодовки по 9, 13 и 16 дня, одну из них совместно с другими украинскими
политическими узниками, а две - индивидуально, во Львове и Бересте. О подготовке
Организации к моему побегу, который был предметом судебного процесса, я узнал лишь
на свободе.
Немецко-польская война в сентябре 1939 года застала меня в Бресте. С первого
дня войны город подвергся бомбардировке немецкой авиацией. 13 сентября, когда
положение польских войск на том участке стало критическим из-за охватывающих
операций противника, тюремная администрация и охрана поспешно эвакуировались и я,
вместе с другими узниками, в том числе и украинскими националистами, выбрался на
волю. (Меня освободили узники националисты, которые как-то узнали, что я там сижу в
строгой изоляции).
С группой нескольких освобожденных из тюрьмы украинских националистов я
направился из Бреста на юго-запад в направлении на Львов. Мы пробирались боковыми
дорогами, вдали от главных путей, стараясь избегать встреч, как и с польскими, так и с
немецкими войсками. Мы пользовались помощью украинского населения. На Волыни и
в Галиции, уже с Ковельщины, мы связались с действующей организационной сетью
ОУН, которая начала создавать партизанские отряды, заботясь об охране украинского
населения и заготовляя оружие и другие боевые припасы для будущей борьбы. В Сокале
я встретился с лидерами ОУН тех территорий. Одни из них были на свободе, другие
вернулись из тюрьмы.
С ними я обсудил ситуацию и направления дальнейшей деятельности. Это было
время, когда развал Польши уже был очевиден, и стало известным, что большевики
должны были занять большую часть ЗУЗ на основании договора с гитлеровской
Германией. Следовательно, вся деятельность ОУН на ЗУЗ должна была быть быстро
перенаправлена на один антибольшевицкий фронт и приспособлена к новым условиям!
Из Сокальщины я отправился во Львов в обществе Дмитрия Маевского - Тараса, позднее
- члена Бюро Провода ОУН. Во Львов мы прибыли через несколько дней после прихода
туда большевицкого войска и оккупационной власти.
Во Львове я был две недели. Жил конспиративно, но, видя начальную
неразбериху в большевицкой полицейской машине, пользовался значительной свободой
передвижения и вошел в контакт не только с ведущим активом ОУН, но и с некоторыми
ведущими деятелями украинской церковной и национально-церковной жизни.
