Оглядела комнату, наверняка заметила непорядок: радиоприемник, не прикрытый салфеткой, но виду не подала. Сейчас ее интересовал более важный вопрос.
— Ты мне ответь, — спросила, — что там у вас в Москве говорят? Скоро конец будет ускорению и этой, как ее… перестройке?.. Когда победим-то?
— Не знаю, — сказала Грация, — думаю, процесс этот длительный.
— Знамо, процесс, — хозяйка вздохнула. Сложенные крест-накрест руки высоко поднялись и тяжко опустились. — А то мне больно желательно в счастливой и чистой жизни пожить.
— Мне тоже хочется… в счастливой и чистой.
4
Дозиметр оказался маленькой, аккуратной и, пожалуй, даже красивой коробочкой и почти умещался в ладони Сергея…
Минуя дачу, Антонина и Сергей направились к сторожке, около которой, согнувшись над белой пластмассовой ванночкой — в таких купают малышей, — стирала Евгения Петровна. У ног ее и на скамейке лежало детское белье. Волосы Евгении Петровны растрепались. Когда она заметила приближающихся Антонину и Сергея, тыльной стороной ладони поправила прическу. На виске и щеке осталась пена, и те несколько минут, пока все это продолжалось, пузырьки пены беззвучно лопались и пропадали, но вся пена не исчезла: засохнув, оставила след — седую запятую на лбу.
Грация не слышала, когда подъехала машина. Она увидела в окно веранды Антонину и Сергея — и вышла на крыльцо. Антонина шагала устремленно и размашисто. Такой походки Грация у нее не знала; старшая из сестриц Михановских обычно не шла — плыла, медленно и с вызовом, давая постороннему глазу время и возможность оценить достоинства пышной фигуры. Сергей вроде бы двигался неспешно, но приблизился к Евгении, Петровне одновременно с Антониной, и вот именно тогда Грация рассмотрела, что в руке у него какая-то голубая коробочка, которую он, похоже, скрывал от других, по крайней мере, не стремился демонстрировать.
Все время они молчали. И так же без слов Антонина нагнулась к куче белья и, выхватив оттуда мальчишескую рубашку, протянула ее Сергею. Грация удивилась: зачем? что происходит? И Сергей тоже вроде бы недоумевал. Он даже пожал плечами, но это скорее был жест подневольности: не моя инициатива, я только подчиняюсь — и, смущенно улыбнувшись, поднес к рубашке голубую коробочку. Грация находилась довольно далеко от них, но хорошо слышала, как, помедлив, Сергей негромко и будто виновато произнес:
— Зашкаливает.
Из сторожки вышел старый Ким. С разных концов участка сбежались ребята и встали позади Евгении Петровны непривычно тихой стайкой. Потом отрывисто хлопнула калитка. Невольно обернувшись, Грация увидела Юлию, за нею шел Вадим. Она не удивилась, не огорчилась, она даже не растерялась: слишком поглотило ее то, что делали Антонина и Сергей — этот странный, неизвестный, как бы рождающийся на ее глазах ритуал: Антонина методично, будто отдавая поклоны, нагибалась, выхватывала рубашку, майку или трусы, подносила их к дозиметру и брезгливо отбрасывала в сторону. А Сергей, по-прежнему тихо и смущаясь, произносил одно и то же слово: «Зашкаливает… Зашкаливает…»
