Вернулся в комнату, Макс уже принес суп и для меня. И тут я вспомнил, что с самого утра за весь день ничего не ел. Сначала был с электриками на станции, видел Нину, потом в мартеновском цеху, потом это дело с рукавицами…
Ничего себе военнопленный, про кормежку забыл от трудового энтузиазма! Я что — рехнулся? А сегодня еще репетиция в театральной бригаде. Макс строго велит не отлынивать, и я иду туда. Мы репетируем, и под музыку и пение я почти забываю об усталости.
В начале седьмого утра, как договорились, встретились с Эрвином и Дмитрием. Уселись, тронулись, и только тогда Дмитрий приветливо со мной здоровается — крепко жмет руку. И объясняет: здороваться с пленными запрещается. Сумасшедший мир! Только вчера в цеху Иван при всех поцеловался со мной, прощаясь. И еще Дмитрий сказал мне, что наша экскурсия к его Наташе незамеченной не осталась. Но ничего страшного, он выкрутился. Кто выполняет поручения Владимира Степановича, может за себя не беспокоиться…
И вот что рассказал Дмитрий. Владимир Степанович был в Красной Армии большим начальником. Когда эта местность была оккупирована немецкой армией, Владимир Степанович попал в плен. И немцы назначили его на высокую должность: он стал здесь вторым после немецкого Natschalnik’a человеком на металлургическом заводе. А когда немцы отсюда бежали, Владимир Степанович сумел сделать так, чтобы завод не взорвали, и он достался Красной Армии невредимым. Вот поэтому Владимира Степановича не отправили в штрафной лагерь за сотрудничество с немцами, а только понизили в звании до лейтенанта… «Поверь мне, Витька, все так и есть. И для многих русских военных Владимир Степанович по-прежнему генерал!»
Ехали почти два часа, за ночь намело много снега. На фабрике встретились с директором и заведующим производства. Судя по размерам фабрики, она должна бы шить рукавицы на всю Россию, однако многие машины бездействуют. Заведующий производством Игорь Иванович объяснил, что не хватает ткани и многим швейным машинам нужен ремонт. И прежде чем идти к директору, повел нас на склад и показал, сколько там таких машин. А на фабрике нет ни специалистов, ни запасных частей, чтобы их отремонтировать.
Швейные машины оказались немецкими; остались они здесь от оккупации или их привезли из Германии после войны, не знаю. Наш Эрвин осмотрел их внимательно и сказал, что хорошо бы взять штук пять и две из них разобрать на нужные для ремонта детали. И все пошли в кабинет директора договариваться. А там уже накрыт стол — опять угощение, и, на мое счастье, бутылок с водкой не видно.
