– Это очень хорошо, товарищ Мустафа, что вы познакомились с моей тещей в Кисловодске. Иначе я не имел бы удовольствия узнать вас. Еще по бокалу вина? Кстати, судя по вашим пальцам, вы – курильщик. По-моему вы, дорогой мой Мустафа, курите трубку, как и я. Ну вот, я угадал, – засмеялся Сталин. – А не раскурить ли нам по одной трубке дружбы? А? Вы не против?
Сталин и Голубич сидят в креслах одни в специальной «курительной» комнате. Медленно и со вкусом попыхивают трубками, выпуская длинные струи густого трубочного дыма. Сталин наклоняется совсем близко к лицу Голубича.
– Это очень хорошо, что я узнал тебя, Мустафа, – неожиданно он переходит он на «ты». – Ты настоящий национальный патриот-революционер. Скоро, очень скоро станешь настоящим интернационалистом. Мне, – Сталин делает особое ударение на слово «мне», – очень нужны такие храбрые, такие преданные революции люди, которые не болтают о либерализме и человеколюбии, а действуют, делают любую работу, которая нужна мировой революции. Собирай в кулак своих самых верных и надежных друзей. У меня есть для вас дело. Это непростое дело. Это работа на историю. Такая, которую ты уже делал в Сараево.
Мустафа медленно идет по Красной площади, не замечая ничего вокруг. Его глаза сияют радостью.
* * *
Офис ЦК Компартии Югославии в Париже. В комнате Милан Горкич – 1-й секретарь партии, интеллигентный, хорошо образованный человек с приятными манерами. По комнате нервно расхаживает Радолюб Чолакович, поочередно вглядываясь в лица Светислава Стефановича и Петка Милановича, которые внимательно прислушиваются к негромкому разговору Горкича с Голубичем. Мустафа сидит у раскрытого окна со своей неразлучной трубкой в руке.
– Он, видите ли, приехал, чтобы передать нам недовольство товарища Димитрова нашей работой. Боже мой! Я очень уважаю этих людей, но как они могут судить о нашей работе, об условиях, в которых она ведется, только по нашим донесениям и отчетам?
– Я надеюсь, ты этого ему не сказал? – негромко спросил Мустафа, что-то внимательно разглядывая в трубке. – Ты же понимаешь, что этого нельзя делать?
– Ну, не так прямо, но кое-что сказал о том, что сам думаю по этому поводу.
– Он и ко мне приставал. Требовал, чтобы я дал принципиальную партийную оценку положению дел и работе ЦК, – вступил в их разговор Сретен Жуевич.
– И что же ты? – повернулся к нему Голубич.
– Я сказал, что этот вопрос нужно обсудить на общем нашем заседании, где все смогут высказаться.
