Необходимо познакомить читателя с двумя вескими и совершенно уважительными причинами, в силу которых я направил всю свою энергию к тому, чтобы как можно скорее выбраться из Багамойо. Во-первых, я желал быть в Уджиджи, прежде чем до Ливингстона дойдут слухи, что я отправился искать его, так как, на мой взгляд, это был человек, который скорей постарался бы еще больше увеличить разделявшее нас пространство, и не сделал бы ни малейшего усилия сократить это расстояние. Во-вторых, мазика, или дождливый сезон, скоро застиг бы меня врасплох и, как говорили мне в Багамойо, заставил бы меня отложить путешествие до прекращения дождливого периода, то есть — на полтора месяца, так как в это время дождь льет не переставая. Притом мне известны были по опыту неприятные последствия, которые влекут за собою продолжительные дожди. Мне знакомы были, например, дожди в Виргинин с обычными своими ужасными последствиями с половодьем, с ржавчиной на хлебных растениях, с перемежающейся лихорадкой, ревматизмами и другими болезнями; я знал английские дожди, падающие небольшими каплями, и наводящие уныние на душу; я знал и абиссинские дожди, которые, кажется, могут затопить в несколько часов целый континент; наконец, я был знаком и с муссоном в Индии, не позволяющим выходить из дому. С которым же из этих дождей сравнить страшную мазику Восточной Африки? Буртон много пишет о черной грязи в Узарамо. Если в хорошую погоду верхний слой почвы данной местности можно назвать черною грязью, то что же с ним будет после сорокадневного проливного дождя? Все эти соображения не могли не беспокоить меня.
Али-бен-Салим, верный своему обещанию, посетил мой лагерь на другой день, сохранял все время важный вид и, осмотрев мои тюки холста, заметил, что их следует покрыт рогожами и с этою целю обещал прислать мне человека, советуя не торговаться с ним, так как он возьмет с меня лишь то, что следует.
В ожидании 140 пагасисов, обещанных Али-бен-Салимом, мы заняты были исключительно мыслию, как бы нам скорее пройти нездоровую приморскую страну и не испытать гибельного влияния лихорадки. Непродолжительный опыт в Багамойо показал, чего нам не доставало, чего у нас был излишек и что нам было необходимо. В одну из ночей нас посетил шквал, сопровождаемый страшным дождем. В моей палатке находилось на 1,500 дол. холста, который оказался на утро весь подмоченным. Потребовалось два дня, чтобы просушить холст и потом снова уложить его. Пришлось устроить палатку из более прочного материала, который предохранил бы на будущее время мои тюки и багаж от вредных последствий мазики. Спеша уехать из Занзибара и не имея понятия о том, как следует увязывать тюки для перевозки, я поручил эту работу Джетте, одному купцу-комиссионеру, как человеку опытному в подобного рода делах. Но Джетта, увязывая тюки, не позаботился предварительно взвесить их, руководствуясь при упаковке холста одним только глазомером. В мой лагерь явились, наконец, один или двое пагасисов для переговоров; для предварительного заключения сделки, они пожелали видеть мои тюки. Они пробовали их поднять — но увы! тюки оказались им не под силу, и пагасисы удалились. Я взвесил один тюк на пружинных весах Сальтера; в нем оказалось 105 фунтов или 3 фразилаха, т.е. ровно на 35 фунтов более, чем следовало. Взвесив и все остальные тюки, я убедился, что Джетта, руководствуясь одним глазомером, наделал мне много хлопот, несмотря на всю свою опытность. Пришлось распаковать и снова упаковать все тюки, уложив в каждый товару не более 72 фунтов. Каждый тюк после переделки представлял твердую массу в три с половиною фута длины, фут в вышину и фут в ширину. Мне нужно было отправясь в Унианиембэ восемьдесят два тюка, из которых сорок состояли только из мерикани и каники, а остальные из мерикани и цветного холста и назначались для платежа дани, а также для найма другого отряда пагасисов из Унианиембэ в Уджиджи и далее.
