Учительницы пожелали влиять на нас еще и помимо школы. Для этого они наметили нескольких из нас и пригласили в воскресенье к себе на квартиру >1). Мы с радостью приняли это приглашение, и в воскресенье около часу или двух, не помню, человек пять или шесть очутились в городе. В квартире учительниц мы очутились тоже за партами, и перед каждым из нас лежала тетрадь с вписанной туда ролью из комедии «Недоросль». Нам говорили, что было бы, мол, недурно изучить роль и потом сыграть эту комедию в присутствии публики. Не знаю, как раньше, было это желание у других учеников или нет. Но я и Костя на другой же раз пришли с убеждением, что изучение ролей этой комедии является тоже своего рода комедией, ибо вскоре вместо изучения ролей все переходили в столовую, где на столе стоял самовар, обставленный закусками, и за чаем уже шла беседа совершенно не о «Недоросле», а о жестокостях русского правительства. Появлялись фотографические снимки из голодных местностей, умирающих переселенцев, общих панихид и т. п. Нас старались как будто бы «сагитировать», а мы с Костей давно уже были совершенно преданными этому делу людьми и потому решили предложить, чтобы нас учили не
'■) Л. М. Книпович и П. Ф. Куделли. Прим. В. А. Шелгунова.
комедии «Недоросль», а всему, что знают сами, и чтобы закуски и чай не устраивались, так как они обременяли учительниц—людей и так очень небогатых. Однако, наши посещения прекратились вскоре сами собой, об этом позаботились жандармы, но память об этих беседах во мне живет и будет жить. Нужно сказать, что, кроме школы,занятий на квартире у учительниц, систематических занятий кружка у меня на квартире, мы еще занимались с вышеуказанным интеллигентом П. И. >9), который продолжал посещать нас довольно правильно раз в неделю, когда мы собирались в другой квартире человек по восемь и девять. Он прочел нам ряд лекций из разных областей. Мы внимательно прочли часть произведений Лассаля, потом там же читали Кеннана >2). Эта книга произвела на меня сильное впечатление. Измучившись от работы и занятий, мы часто тут же в комнате и засыпали, предварительно спрятав книгу, хотя и это не всегда делали. Ложась часов в двенадцать спать, в 4 или И пятого фабричным приходилось уже вставать, так как в это время фабрика уже протягивала свои щупальцы и начинала сосать бесчисленное количество людей.
Это время у нас было самое интенсивное в смысле умственного развития, каждая минута нам была очень дорога, каждый свободный от работы час был заранее определен и назначен, и вся неделя так же строго распределялась. Когда припоминаешь теперь это время, просто удивительно становится, откуда только бралась энергия для столь интенсивной жизни. Но зато понятным становится и то, почему так мало ;можно встречать столь развитых товарищей-рабочих в других городах и местечках, где встречаешь мало интеллигенции и так сильно чувствуешь недостаток ее. И вполне понятно, что петербургские рабочие легче выделяют из своей среды и смелых и сознательных рабочих, хотя провинция всегда может выставить не менее энергичных смелых борцов, при первой возможности познакомившихся с умственной жизнью. Мы, питерцы того времени, были окружены со всех, сторон интеллигенцией, и все же часто раздавались голоса за то, чтобы рабочие сами брались за развитие товарищей в кружках, но это приходится начинать выполнять пока по провинциям, где интеллигенции очень мало, а местами и совсем нет. На этой почве, как увидим ниже, вырабатываются своеобразные приемы и отношения у рабочих и интеллиген-той друг к другу. Мы в это время были просто подавлены со всех сторон окружающими нас знаниями и желанием переливать в нас эти знания, что далеко не всегда хорошо удавалось; причиной служило отсутствие свободного времени для занятий, да и на занятиях-то многие доказывали, что их организм доведен до такого сильного истощения, что не может воспринять того, о чем ему говорят.
