– Молоко? Молоко – это белая жидкость, – Я знаю, что такое жидкость, – ответил мой друг. – Но что значит «белая»?
– Белый – это цвет лебединых перьев.
– Я знаю, что такое перья, но что такое «лебедь»?
– Лебедь – это большая птица с изогнутой шеей, – Это мне понятно, – ответил мой слепой друг. – Только вот что значит «изогнутый»?
– Вот, – сказал я, взяв его за руку и выпрямив ее. – "Сейчас рука прямая. – Потом я согнул его руку и прижал ее к его груди. – А сейчас твоя рука согнута.
– А! Теперь я знаю, что такое молоко.
Закончив свою речь, Эйнштейн взял меня за руку и несколько раз выпрямил и согнул ее. Было приятно ощущать его руки на себе.
Некоторое время я размышлял над этой историей.
Это был рассказ о сведении абстрактных идей к непосредственным ощущениям. Я попытался определить, какую же идею я хотел понять, что и к чему свести. За соседним столиком компания красно-оранжевых газонокосилок с треском и грохотом размахивала своими ножами, пока официант раскладывал на столе квадратный ярд трепещущего пурпурного дерна и ставил литровую банку машинного масла.
– Мне трудно сосредоточиться, – сказал я наконец.
Куда бы я ни посмотрел, повсюду взгляд натыкался на какое-нибудь нелепое чудище или причудливый овощ. – Здесь так людно и шумно.
– Это потому, что мы из вселенной с бесконечным множеством обитаемых звездных систем, – сказал Эйнштейн, пожав плечами. – А это один из очень немногих приличных отелей на Изнанке. – Он с непонятным упорством рассматривал свою ложечку. – Мне пора идти, – медленно сказал он, не поднимая глаз. – Назад на Лицевую сторону. Если бы я мог просто…
Вдруг его голос и внешность радикально изменились.
Было такое впечатление, что на мгновение он стал всеми людьми сразу. Его очертания размылись, и в то же время казалось, что он был четкой копией всех людей, которых я когда-либо знал. И при этом все эти знакомые лица смотрели на меня глазами Эйнштейна.
А потом он исчез во вспышке белого света.
Гам, стоявший на террасе, просочился в вестибюль. Куда ни глянь, повсюду бормотали и гримасничали твари – ускорялись, замедлялись, непрерывно обменивались шумной информацией. Я понятия не имел, что надо сделать, чтобы повторить уход Кантора и Эйнштейна. Я застрял. Я пробился к стойке администратора и попытался привлечь его внимание.
Он был занят – поселял бесконечную цепочку желтых сфер с ямочками по бокам. Они вплывали через главный вход густой, быстрой струей. Последовало бесконечное ускорение. Я слышал звуки неистовой активности наверху. В конце концов все улыбчивые сферы были устроены, и администратор повернулся ко мне с немного усталым видом.
