А он сделал это спокойно и с любовью.
Я постепенно вызвал в себе чувство любви к людям.
Эта бедная женщина.., умерла в родах, сошла с ума от шока. Я зажал себе нос, уменьшился до размеров куклы и нырнул в землю.
Как только я проник в гроб, призрак с криком набросился на меня. Я снова превратил себя в сферу, и ее хищно сжимающиеся щупальца соскользнули с меня. Пока истеричная тень трудилась надо мной, я немного огляделся. Мне было довольно хорошо видно в неравномерно мерцающем «свете» космических лучей.
Гроб был выстелен простеганной тканью, мягкой на ощупь. Безусловно, одна из самых дорогих моделей. Тело было не в таком плохом состоянии, как я опасался. Оно было хорошо набальзамировано и испускало едва заметное инфракрасное излучение, вызванное разложением.
Конечно, плоть во всех местах как бы промялась складками, губы оттянулись назад, а глаза.., ну…
Я перестал осматриваться. Призрак на мгновение кончил царапаться. Я вылепил себе рот и произнес – Кэти, Кэти, Кэти. Расслабься. Я здесь, чтобы помочь тебе.
Призрак замер, и я повторил свое сообщение:
– Я – Феликс, – добавил я. – Феликс Рэймен.
– Доктор, скоро я смогу пойти домой? – спросила она странно звонким голосом. Она снова влезла в свое тело. Я кинулся в наступление.
– Я возьму тебя туда, где живет Бог, – сказал я. – На вершину большой горы.
– Почему вы так говорите, – простонала она. – Принесите мне моего ребенка. Почему я до сих пор не видела своего ребенка?
– Твой ребенок дома, – сказал я. – Твой ребенок в порядке.
– Так я могу уже пойти домой? – снова спросила она.
– Ты умерла, – глухо ответил я. – Твой дом теперь рядом с Богом, и я должен отвести тебя к нему.
– Кто сказал, что ты должен? – спросила она более нормальным голосом. – Я хочу остаться здесь.
– Послушай, сам Иисус велел мне доставить тебя.
Можешь считать меня ангелом Господним.
– Ты – не ангел. У тебя были черные крылья. У ангелов белые крылья.
– Я сожалею, что я так поступил, – сказал я, – Я тебя испугался. Я – просто человек. Но ты-то теперь должна знать, где находишься, если ты помнишь черные крылья.
– Вот если хочешь знать, что я думаю, – практичным тоном произнесла она, – так это самый дурной сон в моей жизни. Я тут лежу и жду, когда смогу проснуться.
– Это не сон, – коротко ответил я. Зажатый в этом гробу, я начинал страдать от сенсорного голода.
Вокруг плясали причудливые, ни к чему не относящиеся образы. Какой-то крокодил орал на меня в мегафон, а я в это время ласкал ковер из нагих грудей. Мне ни за что не хотелось снова соскользнуть в сон. И все еще было не по себе из-за несчастного Дональда Дака. – Пошли, Кэти, – торопил я. – Давай поднимемся и глотнем свежего воздуха.
