— Что вы сказали, дорогой?
Он должен себя сдерживать, он должен быть гениальным лицемером. Данбар, прославившийся своей прямотой, прославившийся своим твердым мнением обо всем на свете, прославившийся своими неожиданными слияниями и поглощениями, должен научиться лицемерить!
— Да! — сказал Данбар. — Сегодня останусь в помещении. Посижу у голубого камина.
— Какого еще голубого камина? — спросила сестра Робертс, чье ухо уловило в этой фразе нечто подозрительно порнографическое.
— У телевизора! — пояснил Данбар. — Он всегда кажется мне голубым пламенем, мерцающим в камине.
— А, вот оно что! — с облегчением произнесла сестра Робертс. — Это даже звучит успокаивающе!
— Именно — успокаивающе! — согласился Данбар. — Особенно если ты владеешь несколькими телевизионными каналами, а доходы от рекламы растут, потому что у твоего нового шоу потрясающий рейтинг!
— Хм, — пробормотала сестра Робертс, вкатывая Данбара в столовую. — Помните, что сказал доктор Харрис: нам больше не надо волноваться о бизнесе, он теперь в надежных руках, и все, что нам надо, — это чудесный долгий отдых!
Столовая располагалась в сельском доме викторианской постройки — центральном корпусе психиатрической лечебницы. Обои с рисунками в стиле Уильяма Морриса[6] были тщательно выполненной копией, но дубовые столы по большей части были подлинниками, правда, их размеры, огромные — под стать многодетным викторианским семьям, — все равно не соответствовали современным потребностям в помещении достаточно просторном, чтобы в нем могли расположиться престарелые и умирающие безумные пациенты. Длинная оранжерея позади угрюмой старинной залы служила не только продолжением общей столовой, но и всегда хорошо освещенной площадкой для оживленного общения, где размещались кресла и диваны, обитые тканями с яркими цветочными узорами, а исполинского размера листья и цветы служили зримым доказательством целебной силы природы. Среди мебели с тропическими узорами на обивке были расставлены бамбуковые столы со стеклянными столешницами — маленькие круглые стояли в ожидании стаканов с манговым соком, а крупные прямоугольные были завалены кипами зачитанных журналов — такими обычно заполнены журнальные столики в приемных у дантистов. Летом двойные двери распахивались настежь — навстречу ароматам высокого разнотравья и полевых цветов на лугу, но сегодня покрытые дождевыми слезинками стекла подслеповато глядели на поле, испещренное молочно-белесыми лужами, рощицами прибитых стеблей и одинокими заплатками иссохшей травы. И в любое время года неровный абрис величественного озера, когда оно изредка проступало сквозь туман, дождь или снегопад, дополнял умиротворяющий сельский пейзаж.
