Впервые за много лет вырвались у неё слова упрёка.
— Я прикажу заложить лошадей, и вы сегодня же уедете в свою тверскую, — твёрдо сказал Поль.
— Но, Поль, разве ты не знаешь, что там я буду прозябать в нищете?
— Вы всегда говорили мне, что у каждого своя судьба, — ясно и любезно улыбнулся Поль, — я предоставляю вас вашей судьбе...
Она поперхнулась и во все глаза смотрела на своего любимого сына.
— И не надейтесь на мои подачки, — закончил Поль.
Сколько ни умоляла его мать сжалиться над ней, он остался непреклонен.
Вечером мадам Ласунская распрощалась с невесткой, едва сдерживая слёзы:
— Дела призывают меня в мою тверскую деревню. Надеюсь, у вас всё будет хорошо. — И, обняв невестку, добавила: — Заведите ребёнка, Поль будет к вам относиться лучше...
Маргарита слегка пожала плечами. Как это — завести ребёнка? Она ничего не знала об интимной стороне жизни мужа и жены, она всё ещё была девственницей.
Едва сев в возок, тот самый, старый, который помогли отделать заново Нарышкины, Ласунская разразилась слезами и плакала всю дорогу. Могла ли она подумать о том, что Поль, её дорогой сын, так поступит с ней! Но скоро Ласунская утешилась: только бы ему было хорошо, а она уж как-нибудь обойдётся теми грошами, что удаётся выколачивать из бедных разорённых крестьян...
Теперь они завтракали втроём, и каждый такой завтрак был для Маргариты новым унижением и обидой. Поль холодно подмечал каждый её жест и ледяным тоном сообщал:
— Посмотрите, как разрезает ножом мясо мадам Жюстена! Что значит французское воспитание! А вы так нелепо отставляете палец в сторону, словно от такого жеманства зависит изящное поведение!
Маргарита краснела, исподлобья взглядывала на мадам Жюстену и старалась повторять каждый её жест. Но, что бы она ни делала, всё ставилось ей в укор. Мадам Жюстена была совершенство, а Маргарита всего лишь жалко копировала её.
— Я прикажу подавать вам завтрак в вашу комнату, чтобы никто не видел ваших дурных манер, — презрительно сказал однажды Поль.
И Маргарита была счастлива, что не нужно выходить к завтраку, напряжённо ждать упрёков в плохом воспитании, копировать мадам Жюстену. Она стала жить настоящей затворницей, редко выходила из своей комнаты, не старалась красиво причёсываться и одеваться. Впрочем, все её наряды, сшитые в материнском доме, уже давно перекочевали в сундучок мадам Жюстены.
Отослав мать, Поль перестал стесняться. Он водил в дом гостей, манеры которых плохо уживались с приличиями, постоянные шумные сборища были отныне обществом мужа Маргариты. Первое время он ещё приглашал молоденькую жену выходить к гостям, но потом едко и презрительно выговаривал ей, как скверно она владеет собой, вспыхивает от каждого неосторожного слова, не умеет вести светскую беседу, а может только бренчать на клавесине да распевать пошлые французские песенки, которые не хочет позволить себе мадам Жюстена.
