Какими пустяками по сравнению с этой задачей показались ей неудачи Валериана Зубова! Да Бог с ними, с мрущими солдатами, Бог с ними, с миллионами, которые мальчик потратил без ума и смысла, оба они — и Платон, и Валериан — преданы ей, не станут замышлять ни о чём подобном, как замышляли в своё время Хитрово и Ласунский. И близко к столице нельзя подпускать сына Ласунского — уж, верно, отец рассказывал ему, за что вышла такая ссылка...
Обратно в свои покои Константин шёл, глубоко задумавшись. Что за тайна крылась в словах бабушки, почему Ласунский был изменником? Куруте он приказал больше не пускать Ласунскую во дворец, а известить её письмом, что в просьбе ей отказано...
Смутно чувствовал Константин, что бабушка и в заключении его брака руководствуется какими-то ей одной ведомыми соображениями. Он знал, что ещё два года назад, когда ему было всего четырнадцать лет, уже были предложения насчёт его женитьбы. Русский посланник в Неаполе граф Мартын Павлович Скавронский, родственник Екатерины Первой из той бедной шведской семьи, которую после смерти Петра Первого призвала к трону царственная прачка, повёл было переговоры с императрицей Екатериной Второй о женитьбе Константина на неаполитанской принцессе. В то время в Неаполе правил правнук Бурбоны — король Фердинанд Четвёртый, супруг дочери австрийской императрицы Марии-Терезии — эрцгерцогини Каролины-Марии, достаточно известной своим жёстким и развратным нравом. Но Скавронский как-то быстро и незаметно ушёл из жизни, и туда прибыл послом Андрей Кириллович Разумовский, внук того самого хитрого хохла, что работал на пользу Екатерины в перевороте 1762 года. Не прошло и нескольких месяцев, как красавец хохол стал любовником Каролины-Марии, и через него решила она пристроить одну из своих дочерей за Константина. Разумовский очень усердно принялся хлопотать об этом браке, но с условием, чтобы Константину был выделен независимый удел из русских владений. Екатерина почувствовала опасность такого дела для себя и потому резко ответила на предложение:
«Из письма графа Разумовского следует заключить, что неаполитанскому двору пришла охота весьма некстати наградить нас одним из своих уродцев. Я говорю «уродцев», потому что все дети их дряблые, подвержены падучей болезни, безобразные и плохо воспитанные. Этот двор не дождался ответа на свой первый зазыв через графа Скавронского, и вот снова посланник маркиз Галль убедил графа Разумовского сделать мне это предложение как весьма хорошее и полезное и будто им самим придуманное...»
