Фогарти свернул на узкую грязную дорогу, которая сначала петляла по холмам, а затем, выровнявшись, спустилась на окруженное деревьями плато. Джимми Бьондо занимал старый белый фермерский дом с зелеными ставнями и зеленой, обшитой кровельной дранкой крышей. Стоял дом в конце аллеи, а из-за него, высокого, красивого, выглядывал некрашеный, покосившийся амбар.
На открытой веранде виднелись три человеческие фигуры; все три качались в креслах-качалках; лиц из-за развернутых газет видно не было. Когда Фогарти остановил машину на лужайке перед домом, все три газеты опустились одновременно, и Джек, вскочив первым, сбежал по ступенькам мне навстречу. Женщина, Алиса, опустила газету на колени и посмотрела на меня с улыбкой. Третьим сидевшим на крыльце был Джимми Бьондо, владелец дома; сам он, впрочем, здесь больше не жил, а дом сдавал Джеку. Он оторвался от Болвана Энди[10] и оглядел меня с ног до головы.
— Добро пожаловать в земной рай, Маркус, — сказал Джек. Он был в белых парусиновых брюках, бело-коричневых штиблетах и в желтой шелковой рубашке. Песочного цвета блейзер висел на спинке его кресла-качалки.
— Земной рай, говоришь? — переспросил я. — А Фогарти сказал, что этот дом принадлежит Джимми Бьондо.
Джек засмеялся; улыбнулся и Джимми. Если это можно назвать улыбкой.
— Нет, вы только на него посмотрите! — сказал Джек жене и Джимми. — Адвокат — и с чувством юмора. Я же говорил, что он молодец.
— Против овец, — вновь пошутил я.
Джек засмеялся опять. Ему явно нравилось, как я шучу. А может, его забавляли не мои остроты, а я сам или моя смешная старая шляпа. Стоило Фогарти эту шляпу увидеть, как он меня сразу узнал. В том месте, где я за нее брался, спереди, на тулье и на полях, она совершенно выцвела, поля по краям загнулись, а черная лента кое-где отстала и перекрутилась. Тем не менее это была моя любимая шляпа. Люди не понимают, что для некоторых старое, привычное так же ценно, как новое. Когда Алиса, спустившись по ступенькам, подошла ко мне и задала традиционный вопрос: «Вы завтракали?» — я приподнял в знак приветствия шляпу и ответил:
— Не то слово. Меня угощали католической яичницей и ирландским беконом часа три назад, на торжественном завтраке в честь первого причастия.
— Мы тоже только что вернулись из церкви, — сказала Алиса.
— Да ну? — Впрочем, я не сказал «Да ну?». Я повторил свою речь о бандитизме как о самом опасном враге нации. Джек слушал без тени улыбки, и я про себя подумал: «Господи, неужели и этому тоже отказало чувство юмора?»
