Но ведь она же не думает о том, чтобы выйти за него. Это все Бобби с ее разговорами о браке виновата. Дэйзи отмахнулась от назойливой мысли и принялась вместо этого обдумывать, что скажет Алеку завтра утром.
Она вдруг с ужасом сообразила, что не может объяснить свою веру в невиновность Оуэна ничем, кроме собственной интуиции.
Наутро Дэйзи отправилась в «Чеширский сыр» под красным зонтиком с массивной, похожей на античную колонну ручкой. Под дождем деревушка казалась гораздо менее живописной. Более того, одинаковые коттеджи придавали ей какой-то стерильный вид, хотя людей на улице, несмотря на дождь, оказалось больше, чем в день ее приезда. Наверное, даже выделяющаяся из общего порядка деталь вроде крыши из черепицы или камыша, а не плитняка, грядка лука в палисаднике, да что там, даже кирпичный дом Георгианской эпохи – все, пожалуй, пошло бы на пользу деревенскому пейзажу. По крайней мере деревянный фахверк гостиницы был настоящий, не бутафорский, если судить, конечно, по волнистому абрису карниза, искривленным балкам и ступеням, спускавшимся от входа в вестибюль.
Закрывая зонтик на крыльце, Дэйзи услышала, как церковные часы бьют восемь. Точно вовремя. Что ж, профессиональное начало для разговора, в ожидании которого она до странного переволновалась. На всякий случай она коснулась рукой кармана, в котором лежало несколько сложенных листов бумаги.
Алек и Филипп, жгучий брюнет и выцветший блондин, уже сидели в маленькой столовой. Филипп явно ощущал себя не в своей тарелке. Вне всякого сомнения, дружеские отношения Дэйзи и Алека ставили его в неловкое положение.
Из остальных трех столов занят оказался только один. За ним сидел в одиночестве худой, небрежно одетый человек, в котором Дэйзи мгновенно распознала типичного обитателя Челси. Чуть длиннее, чем принято, остриженная, нарочито растрепанная шевелюра, зеленый вельветовый пиджак, мятый галстук и отрешенный вид, намекающий на внезапный приступ вдохновения: должно быть, тот самый поэт, про которого говорил Филипп.
При виде Дэйзи Алек встал и отодвинул для нее стул. Филипп тоже неуверенно поднялся. Неуверенность его проистекала, правда, не только из неловкости положения, но и оттого, что он явно не совсем еще проснулся. Зато Алек, уступавший ему ростом, но превосходивший шириной плеч, был бодр, как всегда, и его серые, наблюдательные глаза улыбались, когда он желал ей доброго утра. Ее волнение как-то разом улеглось, и она, садясь, улыбнулась ему в ответ.
